Песнь меча - [96]

– И все равно я буду молиться, – храбро сказал отец Виллибальд.

Веланд вытянул огромные руки и согнул толстые пальцы. Топнув, он встал в борцовскую стойку, хотя я сомневался, что этот бой ограничится только борьбой.

Внимательно наблюдая за ним, я тихо обратился к Стеапе:

– Он сильнее опирается на правую ногу. Возможно, когда-то получил рану в левую.

Я зря старался, потому что Стеапа меня не слушал. Глаза его сощурились и стали яростными, а лицо застыло, превратившись в маску сосредоточенного гнева. Он казался безумным.

Я вспомнил, как однажды сражался с ним. Это было в день перед Йолем, в тот самый день, когда датчане Гутрума неожиданно обрушились на Сиппанхамм, и перед тем боем Стеапа был спокоен. В тот далекий зимний день он казался мне рабочим, готовящимся к труду, уверенным в своих орудиях и навыках, но сейчас он выглядел совсем по-другому. Теперь его охватила первобытная ярость – то ли потому, что предстояло сразиться с ненавистным язычником, то ли потому, что меня в Сиппанхамме он недооценил, не знаю. И мне было все равно, почему он такой.

– Помни, – вновь попытался я заговорить с ним, – кузнец Вейланд был хромым.

– Начинайте! – выкрикнул за моей спиной Зигфрид.

– Господь и Иисус! – взвыл Стеапа. – Ад и Христос!

Он проорал это не в ответ на приказ Зигфрида – я сомневаюсь, что он вообще услышал команду. Он просто собирал остатки своего напряжения, как лучник, натягивающий тетиву лука еще на один дюйм, чтобы придать стреле смертоносную силу.

А потом Стеапа по-звериному завыл и напал.

Веланд тоже ринулся вперед, и они встретились, как два оленя, сражающихся в брачный период.

Датчане и норвежцы столпились вокруг; их кольцо ограничивали копья телохранителей Зигфрида. И наблюдающие воины задохнулись, когда два человекозверя врезались друг в друга. Стеапа наклонил голову, надеясь попасть Веланду в лицо, но Веланд в последний миг увернулся, и они сшиблись и с яростью вцепились друг в друга.

Стеапа схватил Веланда за штаны, Веланд тянул Стеапу за волосы, и оба молотили друг друга свободной рукой. Стеапа попытался укусить Веланда, Веланд и впрямь укусил противника, и тогда Стеапа потянулся вниз, чтобы раздавить промежность врага. После еще одного неистового шквала ударов Веланд вскинул массивное колено, попав Стеапе между ног.

– Благой Иисус! – пробормотал рядом со мной Виллибальд.

Веланд вырвался из хватки Стеапы и крепко ударил его в лицо. Кулак его опустился с влажным звуком, с каким топор мясника врезается в мясо. Теперь из носа Стеапы лилась кровь, но, казалось, он не замечал этого. Он отвечал ударами на удары, молотя Веланда по бокам и по голове, потом распрямил пальцы и с силой ткнул датчанина в глаза. Веланд ухитрился избежать ослепляющего удара и с хрустом костяшек ударил Стеапу в горло, так что сакс, шатаясь, отступил, не в силах вдохнуть.

– О Господи, о Господи… – шептал Виллибальд, крестясь.

Веланд быстро последовал за противником, нанося удар за ударом, потом огрел Стеапу по голове рукой, затянутой в тяжелые браслеты, так что изукрашенный рельефный металл вспорол кожу. Снова полилась кровь.

Стеапа качался, спотыкался, задыхался, давился – и внезапно упал на колени.

Толпа издала оглушительный радостный крик при виде его слабости. Веланд занес могучий кулак, но не успел его опустить, как Стеапа метнулся вперед и схватил датчанина за левую лодыжку. Он потянул и вывернул ее, и Веланд упал, подобно срубленному дубу. Он врезался в дерн, а Стеапа, окровавленный и рычащий, бросился на врага, придавил его и начал бить снова.

– Они убьют друг друга, – испуганно сказал отец Виллибальд.

– Зигфрид не позволит умереть своему лучшему воину, – ответил я, не уверенный в том, что прав.

Я обернулся, чтобы посмотреть на Зигфрида, и обнаружил, что и он за мной наблюдает. Он хитро улыбнулся и снова уставился на бойцов.

«Это просто игра, – подумал я. – Исход сражения никак не повлияет на ход переговоров. Если не считать жизни отца Виллибальда, которая зависит от жестокого зрелища. Все это просто игра».

Веланд ухитрился перевернуть Стеапу, и теперь они лежали на траве бок о бок. Они обменялись несколькими неэффективными ударами, а после, словно по взаимному соглашению, откатились друг от друга и снова встали.

Наступила пауза – оба переводили дыхание. Потом великаны врезались друг в друга снова.

Лицо Стеапы стало окровавленной маской, из нижней губы Веланда и из его левого уха текла кровь, один глаз датчанина почти полностью заплыл, его ребрам здорово досталось. Мгновение оба бойца стояли, обхватив друг друга руками, стараясь найти захват получше, переставляя ноги и издавая натужные звуки, потом Веланд ухитрился схватить Стеапу за штаны и швырнуть так, что огромный сакс перевернулся через левое бедро датчанина и шлепнулся на землю. Веланд поднял ногу, чтобы наступить на пах Стеапы, а Стеапа схватил его за ногу и вывернул.

Веланд взвизгнул.

То был странный, тонкий звук, его дико было слышать от такого большого человека, да и после того битья, которое уже вынес Веланд, ему как будто ничего особенного не сделали. Но Стеапа наконец вспомнил Вейланда-кузнеца, которого сделал хромым Нидунг, и вывернул ногу датчанина, растревожив старую рану. Веланд попытался вырвать ногу, но потерял равновесие и упал, а Стеапа, хрипло дыша и плюясь кровью, пополз к нему и снова начал бить. Он бил безрассудно, кулаки его обрушивались на руки, грудь и голову противника. Веланд в ответ попытался выдавить Стеапе глаза, но сакс вцепился зубами в шарящую руку, и я отчетливо услышал хруст, когда он откусил мизинец Веланда. Тот дернулся прочь, Стеапа выплюнул палец и уронил огромные ручищи на шею датчанина. Он начал сжимать ему горло, а Веланд, давясь, дергался и метался, как выброшенная на берег форель.