Песнь меча - [53]

– Ты возьмешь двадцать человек, – сказал я Пирлигу, – чтобы удержать бастион. Можешь взять в придачу и его, – кивнул я на Осферта.

Я не хотел, чтобы сын Альфреда, убивающий калек, был внизу, под аркой, где бой будет жарче всего. Там мы построимся двумя «стенами щитов». Одна будет лицом к городу, а другая – к Флеоту. Там «стены щитов» выдержат нападение и там, подумал я, мы умрем, потому что я все еще не видел войска Этельреда.

Я испытывал искушение убежать. Было бы довольно просто отступить тем же путем, каким мы пришли, расшвыряв врагов на улицах. Мы могли бы взять корабль Зигфрида, «Покорителя волн», и переправиться на берег восточных саксов. Но я был Утредом Беббанбургским, по уши полным гордости воина, и я поклялся взять Лунден.

Мы остались.

Пятьдесят моих воинов и я спустились по ступенькам и столпились в воротах. Двадцать человек встали лицом к городу, а остальные – лицом к Зигфриду. Под аркой едва хватало места, чтобы восемь воинов могли встать в ряд, соприкасаясь щитами. И вот мы построились двойной «стеной щитов» в тени каменного свода. Стеапа командовал двадцатью людьми, а я стоял перед той «стеной», что смотрела на запад.

Покинув «стену щитов», я сделал несколько шагов в сторону долины Флеота. Маленькая река, которую загрязняли ямы дубильщиков, находившиеся выше по течению, медленно текла в сторону Темеза. За рекой Зигфрид, Хэстен и Эрик наконец-то повернули свои войска, и бывший арьергард северных воинов теперь брел через мелкий Флеот обратно, чтобы отбросить в сторону мой небольшой отряд.

Они должны были хорошо меня видеть. За мной было затянутое облаками солнце, но его бледный свет отражался от серебра моего шлема и от дымчатого сияния клинка Вздоха Змея. Я снова извлек меч из ножен и теперь держал его в правой руке, а щит – в левой.

Я высился над своими врагами во всем своем великолепии – воин в кольчуге, приглашающий других воинов сразиться, – и не видел никаких дружественных войск на дальнем холме.

«Если Этельред ушел, – подумал я, – мы погибнем».

Я сжал рукоять Вздоха Змея, уставился на людей Зигфрида и ударил клинком по щиту. Я ударил три раза, и звук эхом отразился от окружавших меня стен. А потом я повернулся и вернулся в свою маленькую «стену щитов».

С гневным ревом, с воем людей, которые чуют близкую победу, армия Зигфрида двинулась, чтобы нас убить.

Поэту стоило бы написать об этой битве. На то и существуют поэты.

Моя нынешняя жена, дура, платит поэтам, чтобы они пели об Иисусе Христе, об ее боге, но ее поэты смущенно замолкают, когда я, хромая, вхожу в зал. Они знают десятки песен о святых, поют меланхоличные речитативы о том дне, когда их бог был пригвожден к кресту, но, когда я в зале, они поют настоящие поэмы. Умный священник сказал мне, что поэмы эти были написаны о других людях, чьи имена певцы заменили на мое. Это поэмы про резню, поэмы про воинов, настоящие поэмы.

Воины защищают дом, они защищают детей, они защищают женщин, они защищают посевы, и они убивают врагов, которые пришли, чтобы все это забрать. Без воинов земля опустела бы, стала заброшенной, полной стенаний. Однако истинная награда для воина – не серебро и не золото, которое можно носить на руках, а репутация. Вот для чего существуют поэты. Поэты рассказывают истории о людях, защищающих землю и убивающих врагов, которые на нее посягнули. Вот для чего нужны поэты; однако никто не сложил поэмы про бой в Воротах Лудда в Лундене.

Есть поэма, которую поют в бывшей Мерсии. Поэма, повествующая о том, как господин Этельред захватил Лунден. Прекрасная поэма, однако в ней не упоминается ни моего имени, ни имени Стеапы, ни имени Пирлига, ни имен многих других людей, которые на самом деле сражались в тот день. Слушая эту поэму, вы бы решили, что Этельред пришел – и те, кого поэт называет «язычниками», просто бежали прочь.

Но все было не так.

Все было совсем не так.

Я сказал, что норманны быстро приближались к нам – верно, так оно и было, но, когда речь шла о драке, Зигфрид не был дураком. Он видел, как мало противников преграждают вход в ворота, и знал: если он сумеет быстро сломать мою «стену щитов», мы все погибнем под этой старой римской аркой.

Я вернулся назад, к своим людям. Мой щит лег внахлест на щиты тех, кто стоял слева и справа, и в тот же миг я приготовился к вражеской атаке, которую явно замыслил Зигфрид.

Его люди не просто глазели на Ворота Лудда, они перестроились так, чтобы в авангарде оказались восемь человек. Четверо несли массивные длинные копья, которые требовалось держать обеими руками. У этих четверых не было щитов, но рядом с каждым копейщиком стоял могучий воин с щитом и топором, а за ними были еще люди с щитами, копьями и длинными мечами.

Я понял, что сейчас произойдет. Четверо бросятся бегом и ударят копьями в наши щиты. Вес копий и сила атаки отбросят четверых наших воинов в задний ряд, а потом ударят те враги, что держат топоры. Они не попытаются расщепить наши щиты, вместо этого они расширят брешь, которую проделают копейщики, зацепляя топорами и наклоняя щиты нашего второго ряда и подставляя нас под длинные мечи следующих за ними воинов. У Зигфрида на уме было одно: быстро сломать нашу «стену щитов», и я не сомневался, что восемь человек не только обучены споро проделывать такое, но и уже делали такое раньше.