Песнь Люмена - [22]

— И всё же. — Верховный наставник. — Император отдал храму прямой приказ. — Такая тишина, что хочется зажать уши руками.

— А обряд?

— Не имеет смысла.

Чей-то вздох. Из-за этого вздоха я вскидываюсь и со злостью впиваюсь глазами во всех по очереди. Но им всё равно. Сейчас я существую не как человек, а как некая проблема, которую нужно решить.

— Значит, сплетение…

— Редкий случай.

— Понятно.

— Хорошо. — Подводит черту Верховный Наставник. — Выделите ему комнату и проследите за обучением. И…

Даже сейчас он не смотрит на меня.

— … и назначьте еженедельное обследование».

Возвращается ощущение холода. Он сам возвращается из небытия. Холод — это жизнь. Как и огонь. Оба они составляют единую канву бытия и забери хоть одно — появится хаос. Он позволяет холоду всё больше овладевать телом. Мозг тут же реагирует и посылает сигналы.

Люди за стенами храма не могут понять, что такое отсутствие холода. Им это кажется чем-то сверхъестественным и пугающим. Во сне его нет — во сне тело ничего не ощущает, а мозг ничего не осознаёт. Значит, идея отсутствия холода может лишь испугать их.

Познать, что такое ничто: ни холода, ни тепла. И вернуться. Усыпить себя в себе и очнуться после этого. Последнее Испытание.

«Каждое утро начинается с безмолвия. С двух до трёх ночи время отведено отдыху. В четыре часа братья покидают свои комнаты. Они стекаются к молитвенной через два основных коридора в жилом комплексе. После залы совета, это самое большое крытое помещение в храме. Балки подпирают свод, окна вытянуты почти до самого потолка. Пол же выложен гладкими плитами с попеременным серо-жёлтым, серо-красным узором. Там всегда пахнет ветром и воском. Слышен шорох одеяний братьев, когда те опускаются на колени. Они смиренно слаживают руки на коленях и сгибаются в низком поклоне. По мере приближения к десятому кругу братья располагаются от края к центру. Большинство из них обриты наголо. В то время как достигшие нужного уровня носят косы. Те же, кто преодолел ступень, безмолвствуют каждый в выбранном месте. В храме знают, что верховный наставник предпочитает площадку для последнего испытания. Там он может часами стоять и смотреть на север. Никто не смеет беспокоить его в такие часы, даже другие наставники. Наставник Пасан всегда остаётся в своей комнате. Наставник Мето, учитель боевых искусств — встречает утреннее безмолвие в тренировочном зале.

Безмолвие длится ровно двадцать минут, после чего братья встают с колен и отправляются пить утренний чай. Затем растекаются по делам. Большинство из них отправится выполнять ежедневную рутинную работу: такую как чистка котлов, посадка рассады в теплицах, шитьё одежды. Не смотря на количество рабочих в храме, воспитанники на начальных кругах выполняют ту же работу. Они же разносят пищу и моют тарелки после трапез.

В то время как те, кто достиг седьмого круга отправляются слушать диспуты между наставниками. Моё место слева в углу, оттуда видно всех собравшихся. Наставники прохаживаются перед послушниками и между делом обращаются к ним, не требуя ответа. На каждом их присутствующих не утеплённая одежда: вместо двойной — одна рубаха телесного цвета. Длинные штаны, короткие меховые чулки и сапоги. Когда они покидают храм — одежда значительно утепляется. Но послушников с самого детства приучают принимать холод и не воспринимать его как врага. Холод — это естественный порядок вещей.

На обед раздают обжаренные лепёшки и травы. Они помогают сгенерировать необходимый обмен веществ и добиться максимально эффективной температуры тела. Трапеза длится ровно столько, сколько ей полагается чтобы окончиться тогда, когда должна она кончиться. Братья едят медленно с опущенными глазами и не переговариваются. Сегодня моя очередь собирать грязные тарелки и я встаю со своего места. Прохожусь по рядам и с горой посуды возвращаюсь на кухню. От огромных котлов поднимается густой пар и пахнет кашей. Повара не обращают внимания на трудящихся послушников. Утренний звёздный свет дорожкой из окна крадётся к центру. Только чёрный выход остаётся в тени.

— Эй… Аджеха.

Молча продвигаюсь в узкой двери и останавливаюсь, делая вид, что мою посуду в чане. За моей спиной стоит мальчишка из поселения. Нанек. У него пятеро братьев: Тыгйок, Айвыхак, Напак, Уйагалык и Ыкалук. Его отец заснул когда отправился на охоту пять лет назад. Мать занималась тем, что обрабатывала шкуры и помогала Нануку мастерить необходимые для выживания инструменты: очки со щелями и прочее.

Нанек втягивает воздух кухни и по его лицу вижу, что запах зерна пришёлся ему по нраву.

— Сегодня я поменял игрушечный лук на настоящий, — гордо выпаливает Нанек и ждёт похвалы.

— Ты стал совсем большим.

Он улыбается мне, а я ему. Но не забывает поглядывать по сторонам. С грохотом отправляются в другой чан ложки и брат-послушник закатывая рукава опускает руки в еле тёплую воду и кругом взлетают капли. Кухня — это самое шумное место в храме.

— Теперь я смогу пойти на охоту и буду не только смотреть. Я сам смогу принести мясо в дом. Эй!

Ему совсем не нравится, что я брызгаю в него водой из чана. Нанек недовольно надувает губы и косится на меня, в то время как я прячу улыбку опустив лицо. Тонкий как высушенная палка повар кидает на меня быстрый взгляд и возвращается к разделыванию тюленье туши. С разделочного стола капает кровь. Это очень хороший тюлень — с него будет много жира. Шкура пойдёт на одежду. Зубы и кости перемелют в муку. Внутренности потушат с травами и корнями луста. И мясо. В поселении бы обрадовались такой туше. У них говорят: большая добыча — большой праздник.