Песнь Крови - [3]

Глядя на это черное лезвие, Песнь Крови вспомнила мрачный провал теснины, прорезанный темными водами реки Гьелль, реки, служившей границей между владениями богини Хель — Нифльхейма — и царством живых. Ей вдруг показалось, что оскалившиеся черепа — на ее кольце и на головке эфеса — сами по себе как бы насмехаются над ней.

— «Хель смеется последней», — напомнила она себе древнее изречение.

Воительница вложила меч в ножны, привязала щит и меч к спине таким образом, что эфес меча слегка высовывался из-за правого плеча. Затем она пристегнула уздечку к седлу, водрузила тяжелую поклажу на левое плечо и, прихрамывая, направилась к лесу, видневшемуся вдалеке. Так или иначе, с лошадью или без, она должна добраться до Ностранда, а значит, ее путь далек и опасен. Цепким взглядом она осматривала окрестности, внимательно приглядываясь к каждому холмику, каждому кустику. Инстинкт воина выискивал любые признаки опасности.

Лодыжку жгло от острой боли, и все же она продолжала двигаться вперед, не давая себе останавливаться. Она должна добраться до перекрестка на границе раньше, чем наступит ночь. Только там, на этом перекрестке, и только в определенный момент времени, когда усталое солнце коснется горизонта, из трех маленьких останков лошади, спрятанных в ее волшебный мешок, богиня Хель сумеет создать ей новое животное. И только верхом на этой магической лошади, в вихрях Ветра Тьмы, она сумеет избежать пленения и смерти. Тяжелое седло давило на плечо, и от этого боль в ноге становилась и вовсе нестерпимой, и все же воительница не могла его бросить. Заклинания, заключенные в нем, делали седло способным укротить лошадь Тьмы и подчинить воле всадника.

Прихрамывая, она двигалась все дальше, то проваливаясь в снег едва ли не по колено, то скользя по жесткому насту. Она стремилась как можно быстрее добраться до далекого леса и все это время не переставая думала о том, кого поклялась убить. Проведя много лет в пределах Нифльхейма, она многое успела узнать об этом человеке от самой богини Хель. Размышляла воительница и о том, что знала о нем сама, и о той боли, которую он причинил ей когда-то давно, и о своей любви и страданиях, которые ей пришлось вынести.

Много столетий назад Нидхегг был одним из многочисленных воинов Хель. Тогда, по приказу богини, он разыскивал Череп Войны — хрустальный источник магической энергии, когда-то украденный Одином у Хель и ее союзников. Нидхегг был любимцем Хель, делившим с ней жажду смерти. И, несмотря на то что Нидхегг стал любовником богини, он все же предал ее, и с тех пор неугасающий гнев и ярость горят в ее груди.

После долгих лет упорных поисков ему все же удалось отыскать Череп Войны, который к тому времени был вживлен в монолитный камень в глубине подземной пещеры. И, вместо того чтобы спасти Хель, вызволив ее из Нифльхейма, как он и клялся ей, Нидхегг использовал волшебную мощь Черепа, чтобы продлить собственную жизнь и воздвигнуть свое королевство, королевство рабства и деспотии.

Хель посылала многих воителей, чтобы отомстить ему и уничтожить его власть, однако все они погибли. Используя силу Черепа и собственное искусство воина, Нидхегг истреблял всех врагов, низвергая их души в царство вечных мучений за пределами Земли.

И вот уже прошло почти два века с тех самых пор, когда последний воин Тьмы отважился отправиться в свой последний путь в поисках колдуна-властителя, чтобы бросить ему вызов. Но Песнь Крови отважилась. Она делала это и ради собственного спасения, и ради Гутрун, дочери, которую сейчас держали в заложниках глубоко в подземных темницах владений Хель. Это был их единственный шанс получить в подарок жизнь и свободу. Правда, шанс мизерный, по сравнению с угрозой смерти и агонией души, нависших над ней также неизбежно, как пришествие старости и немощи в конце жизни.

Стиснув зубы, Песнь Крови терпела мучительную боль в ноге и продолжала двигаться к спасительному лесу впереди. Ей даже не стоило напоминать себе, что благодаря своей магии Нидхегг мог уже определить ее присутствие в пределах живых земель. Смертельные ловушки уже наверняка ожидали ее по дороге в Ностранд, а нападение колдуна могло начаться в любое мгновение.

Ругаясь шепотом и стараясь сохранить дыхание, с надрывом вырывавшееся из груди, она вспоминала обещание Хель, что на лошади Тьмы ей удастся добраться до леса еще до рассвета. Если бы это все-таки произошло, то там, под тенью густых деревьев, ночное заклинание не растаяло бы, точно снег весной, и она бы не подвернула себе ногу при падении.

«Надейся на колдовство Хель и ее обещания! — подумала она сердито, но тут же вспомнила о других обещаниях богини. — Неужели и они будут нарушены с такой же легкостью?»

«Гутрун», — пронеслось у нее в голове, и вновь она увидела, какой ужас был написан на лице дочери, когда Песнь Крови садилась в седло, готовая отправиться в далекий путь на волшебной лошади Тьмы. Вспомнила она и то, как удерживали ее маленькую дочурку костлявые руки мертвецов с ошметьями плоти на костях. Они оставили ее там, в темницах Нифльхейма, заложницей. Вспоминала Песнь Крови и другое: какую гордость она испытала за свою дочь, воспринявшую со стойким мужеством взрослой женщины все ее объяснения и даже не пытавшуюся плакать и просить, хотя маленькое тело тряслось от страха.