Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца - [18]

— Одного за другого, — тихо ответила она. — Вы не прошли посвящения, чтобы ступить на остров, ни один из вас. Вы пришли сюда забрать человека, который был посвящен. Мы позволили вам сделать это по собственным причинам, но Риан берет свою плату. Всегда. Знай это, северянин. Помни эту истину все время, пока находишься в Арбонне.

«Риан берет плату». Лют. Бедный, испуганный, заикающийся Лют. Блэз смотрел в темноту и жалел, что не видит эту женщину, пытался найти слова, которые могли бы спасти человека, которого они потеряли.

А затем, словно его мысли были открыты для нее, словно она и лес хорошо знали их, женщина подняла одну руку, и через мгновение в ее кулаке зажегся факел, осветив тесное пространство среди деревьев. Блэз не видел и не слышал, чтобы она высекла огонь из кремня.

Но он услышал снова ее смех, а затем, глядя на высокую, гордую фигуру, на тонкие, аристократичные черты ее лица, Блэз понял — и не сумел подавить дрожь, — что у нее нет глаз. Она была слепой. У нее на плече сидела белая сова, ошибка природы, и смотрела на Блэза немигающим взглядом.

Не вполне понимая, почему он это делает, но, внезапно осознав, что вступил в то царство, для которого он очень плохо вооружен, Блэз вложил свой меч в ножны. Ее смех стих; она улыбнулась.

— Правильный поступок, — мягко сказала верховная жрица Риан. — Я рада видеть, что ты не глупец.

— Видеть? — спросил Блэз и тут же пожалел об этом. Но она осталась невозмутимой. Огромная белая сова не шелохнулась.

— Мои глаза были ценой, заплаченной за возможность видеть гораздо больше. Я очень хорошо вижу тебя и без них, Блэз Гораутский. Это тебе нужен был свет, а не мне. Я знаю о шраме, огибающем твои ребра, и цвет твоих волос, как нынешний, так и в ту зимнюю ночь, когда ты родился, а твоя мать умерла. Я знаю, как бьется твое сердце и почему ты приехал в Арбонну, и где ты был раньше. Я знаю твое происхождение и твою историю, знаю многое о твоей боли и обо всех твоих войнах, и о том, когда ты в последний раз любил женщину.

«Это блеф, — в ярости подумал Блэз. — Все священники блефуют, даже жрецы Коранноса дома. Все они стремятся получить власть при помощи таких колдовских заклинаний».

— Тогда назови этот последний раз, — осмелился сказать он охрипшим голосом. — Расскажи мне о нем.

Она не колебалась:

— Три месяца назад. Жена твоего брата, в древнем доме твоей семьи. Поздно ночью, в твоей собственной постели. Ты уехал до рассвета, отправился в путешествие, которое привело тебя к Риан.

Блэз услышал вырвавшийся у него странный стон, будто ему нанесли удар под ложечку. Он не сумел сдержаться. Внезапно у него закружилась голова, вся кровь отлила от нее, словно убегая от неумолимой правды услышанного.

— Продолжать? — спросила она слабо улыбаясь и подняла высоко факел, чтобы он ее видел. В ее голосе звучали новые нотки, нечто вроде безжалостного наслаждения своей властью. — Ты ее не любишь. Ты только ненавидишь своего брата и своего отца. И свою мать, за то, что она умерла. Возможно, и себя немного. Хочешь услышать больше? Хочешь, чтобы я предсказала твое будущее, как старая колдунья на осенней ярмарке?

Она не была старой. Она была высокой и красивой, путь уже не молодой, с сединой в темных волосах. Она знала то, что не должен был знать ни один человек на земле.

Он опасался услышать ее смех, ее насмешливый голос, но она молчала, и молчал лес вокруг них. Даже факел горел беззвучно, с опозданием заметил Блэз. Сова вдруг расправила крылья, будто собралась взлететь, но вместо этого снова уселась у нее на плече.

— Тогда иди, — сказала верховная жрица Риан, на удивление мягким тоном. — Мы разрешаем забрать человека, за которым вы пришли. Берите его и уходите.

Теперь ему следует повернуться, понимал Блэз. Следует сделать именно так, как она сказала. Здесь действуют силы, намного превышающие его понимание. Но он привел сюда семь человек.

— Лют, — упрямо произнес он. — Что с ним будет?

Послышался странный свист; он понял, что его издала птица. Жрица сказала:

— Ему вырежут сердце, живому. И съедят его. — Голос ее звучал равнодушно, без каких-либо интонаций. — Тело его сварят в древнем котле, а кожу отделят от костей. Плоть разрежут на куски и используют для предсказания будущего.

Блэз почувствовал, как к горлу подступает тошнота, а по коже бегут мурашки от страха и отвращения. Он невольно шагнул назад. И услышал ее смех. В нем было искреннее веселье, что-то юное, почти детское.

— В самом деле, — сказала жрица, — я не думала, что мои слова звучат так убедительно. — Она покачала головой. — Какими дикарями ты нас считаешь? Вы взяли живого человека, мы берем живого человека у вас. Он будет посвящен в служители Риан и определен на службу богине на ее острове в искупление и своего прегрешения, и вашего. Этот человек больше клирик, чем коран, я думаю, тебе это известно. Все обстоит так, как я тебе сказала, северянин: вам позволили это сделать. Уверяю тебя, все было бы иначе, если бы мы так решили.

На него нахлынуло облегчение, словно окатило потоком воды. Блэз подавил в себе внезапное, странное для него желание опуститься на колени перед этой женщиной, перед этим священным голосом богини, которую не признают его соотечественники.