«Пёсий двор», собачий холод. Том IV - [28]

Но однажды всякую бутылку приходит пора откупорить.

Деспотом себя Коленвал бы не назвал. Он понимал, что в работе возможны срывы. Что люди заболевают (ярчайший тому пример уже неделю как перекроил планы по управлению Петербергом). Что люди и не по болезни устают, теряют внимание. Что некто может не обладать достаточным навыком для выполнения конкретного задания. Что бумаги теряются, а станки ломаются. Что бывают попросту несчастливые случайности. Чего он не понимал, так это посторонних занятий в рабочее время.

Ну ладно Сюзанна — она всегда была простушкой, один коньяк этот говорит уже достаточно. Ну ладно Марианна — она, наоборот, та ещё штучка, слишком маняще улыбается и слишком много потому о себе воображает. Но Анна, Анна!

Когда Коленвал обнаружил проклятущую «Кровь, любовь и революцию» на столе у Анны, терпение его лопнуло.

— Николий Вратович, поверьте, список вакансий на строительство не готов, потому что барон Репчинцев не предоставил смету…

— А мелкие конторы с Льницкой, 7 сами не определились, чего хотят: то ли пособия, то ли трудоустройства своим людям, то ли чтобы мы им новые помещения подыскали…

— Николия Вратовича более всего рассердило, что задержалось разбирательство по жалованию на пинежских скотобойнях. Но это непростой момент, я бы не была так уверена, что он находится всецело в нашей юрисдикции, поскольку…

— Замолчите, Анна, — развернулся Коленвал с бутылкой в руках. — И вы замолчите! Почему вы считаете себя вправе вбегать в мой кабинет и лепетать оправдания, когда я вас о том не просил? Выйдите, закройте дверь и не беспокойте меня!

Сюзанна понурилась, Марианна вздёрнула подбородок, Анна будто хотела ещё что-то сказать, но, поразмыслив, не стала испытывать удачу.

Плеснув коньяка в бокал на два пальца, Коленвал пролистал изъятые у секретарей документы. Барон Репчинцев действительно не предоставил смету, зато прислал запрос на разнорабочих, которые понадобятся ему совсем скоро и в изрядном количестве. Если мы не можем пока составить полный перечень вакансий на его строительство, какого ж лешего не выполнить прямой запрос? Подписанный к тому же вчерашним числом. Учредителей контор, лишившихся сначала здания, а потом и перспективы его восстановить, нужно пригласить на беседу. Самостоятельно они будут определяться с желаниями до скончания века. История с пинежскими скотобойнями не предвещала ничего хорошего, но это не значит, что надо сидеть сложа руки. Владельца расстреляли за участие в заговоре, после чего распоряжался там прежний его конкурент, умудрившийся снизить жалование до совершенно нищенского. Мотивировал тяжёлым положением Петерберга, который будто бы не может закупать мясо по обычным ценам. Куда он подевал недоплаченное жалование, неизвестно, но хотя бы обман вскрылся. К разбирательству и впрямь имеет смысл привлечь Управление, вот только чтобы привлекать сторонние организации, необходимо для начала систематизировать те сведения, которыми уже обладаем мы.

И всё это следовало сделать без дополнительных указаний, подбадриваний и окриков — как само собой разумеющееся. Не первый день работаем, всем известны порядки и правила. Догадывайся Коленвал, что на его секретарей нельзя положиться и в таких мелочах, он бы четыре раза подумал, прежде чем соглашаться на предложение Скопцова. Злосчастное предложение сомнительно по сути своей, практическая польза его туманна, и браться за него можно лишь в том случае, когда оно не мешает работе по другим направлениям.

Коленвал счёл, что не мешает: Сюзанна, Марианна и Анна раньше прекрасно справлялись, и ему показалось, что уменьшить своё присутствие допустимо.

Хотя вообще-то этот просчёт не на совести Коленвала — дай ему Скопцов свободу, он бы организовал всё иначе. Он и собирался, но вдруг натолкнулся на такую твёрдость, какую от Скопцова ожидать не мог.

«Коля… Я знаю, что ты сейчас опять закричишь, но для начала попробуй меня выслушать. То, что мы тебе поручаем, пока не стало достоянием широкой общественности. Ни широкой, ни какой-либо другой… И нам хотелось бы, чтобы ещё некоторое время так и было. Понимаешь?»

«Признаться, не понимаю совершенно».

«Ах, Коля! Как же тебе объяснить… Ты ведь не видишь в работе над планом развития промышленности всей страны вовсе никаких подтекстов. Если бы все на свете были такими, как ты, мы жили бы просто замечательно: трудились бы на совесть, не пытаясь переиграть друг друга во вред общим интересам. К сожалению, всё несколько сложнее. Сам факт, само начало подобной работы уже говорит о… о нашей амбициозности. О том, что Петерберг допускает для себя столь значимое вмешательство в дела, напрямую к нему не относящиеся».

«Но это так и есть! Если бы Петерберг не допускал, зачем вообще тратить время на какие-то бесплодные планы?»

«Конечно-конечно, ты прав. Прав, но если слухи о том начнут просачиваться наружу… Мы открыли город, скоро здесь будет немало гостей — из Росской Конфедерации и из Европ. И, поверь, не все они испытывают к нам приязнь. Обязательно сыщутся те, кому наши амбиции встанут поперёк горла».

«И что? Пусть встают».

«Не теперь, Коля. Чуть позже, когда мы сами окрепнем. Ты же не хочешь работать впустую? Не хочешь, чтобы твои результаты оказались вдруг неприменимыми не по твоей вине, а потому что кто-то решит нам противодействовать?»