«Пёсий двор», собачий холод. Том III - [6]

В дверь постучали и передали, что Твирин (разумеется! кто ж ещё в такую минуту?) желает переговорить как можно скорее. Посланник был столь бел лицом, что Мальвин вышел с ним в коридор — расспросить. Тот отвечал, что сам ничего не знает, но у железной дороги найдены трупы нескольких солдат, а почему да как — прямо сейчас разбираются.

В кабинет Мальвин вернулся, всеми силами пытаясь загасить раздражение: что-то происходит, какие-то новые тревожные неожиданности сыплются на голову, нагло подчёркивая, что жизнь не стоит на месте, усложняется теперь с каждым часом, а он тут занят демонстрацией сочувствия Тиминым воспитателям! Не будь они Тимиными воспитателями, давно бы допросил, вынес вердикт, назначил санкции и двигался бы дальше — время-то задержавшихся не обождёт. Больно уж резво оно бежит для тех, кто играет в азартные игры сразу на весь мир.

— Господа, я скорблю вместе с вами, но не могу в честь этой скорби игнорировать непосредственные свои обязанности. Вам известно, по какому поводу вас вызывали. Полагаю, всем нам будет лучше, если вы объяснитесь самостоятельно.

Володий Вратович и Лен Вратович кивнули равнодушно — в связи с открывшимися обстоятельствами повод этот явственно перестал их занимать.

— А я вас прищучил, Андрей Миронович! — почти что радостно вскричал Падон Вратович. — Вы же как сказали? Хотите, мол, кое-что из Тимофеевых вещичек пришлю. А это что значит? Что вы, Андрей Миронович, нас ни расстреливать, ни даже в казармах заточать не намереваетесь. Ну и чем тогда пугать станете?

Мальвин скрипнул зубами: Падон Вратович — лешиный погадок, но прищучил по делу. Ошибка глупейшая и досаднейшая, внимательней надо со словами обращаться.

Всех предыдущих, включая собственного отца, дядю и бабку, Мальвин так и допрашивал: смотрел тяжко, вворачивал что-нибудь про «заговорщиков», напрямую не угрожал, но пользовался вовсю хмурой славой Временного Расстрельного Комитета. А тут сорвалось с языка, будь неладен покойный Тима Ивин!

— Опытный вы человек, Падон Вратович, — покаянно ощерился Мальвин, — я и не надеялся вас провести. Да и зачем бы мне это? Мы же с вами соседствовали, семьями конкурировали, друг на друга в окна косились — так неужто сейчас вдруг не поймём друг друга?

Интонация была чужая — вернее, наоборот, на удивление родная. Будто Мальвин вырос настоящим купеческим сыном, а не неудачей и просчётом, в Резервную Армию не попавшим и потому пристроенным в Академию, чтобы пристроить хоть куда-нибудь.

— Поймём непременно, — Падон Вратович огладил брюшко и лукаво прищурился. — Только вы уж, Андрей Миронович, больше соседей-то своих преступниками не обзывайте.

— А кто ж вы, если не преступники? — так же сахарно спросил Мальвин и сам себя не узнал.

— Ну кто-кто. Простые торговцы, о торговых делах без меры пекущиеся.

— В том и беда, Падон Вратович, что без меры.

«Без меры» — это вот как. Три дня назад один из хикераклиевских приятелей, носящих теперь орхидею, своими ушами слышал в кабаке, что какой-то буян, состоящий вроде бы на службе в богатом купеческом доме, похвалялся: хозяева, мол, целого члена Революционного Комитета захватили и по складам своим прячут.

Революционный Комитет своих членов пересчитал и убедился, что все в наличии, но беспокойству это не помешало: Революционный-то Комитет, в отличие от Временного Расстрельного, никто в городе толком по именам не знает. Что совсем молодые люди там есть — известно, что большинство из них вроде бы студенты — тоже ходят слухи, но сколько, к примеру, их и как с ними лично переговорить — уже нет. Систему подачи предложений и прошений наладили рабочую — и через Временный Расстрельный Комитет (публичные ведь фигуры), и лично через графа Набедренных (он ведь речи читает), и через учебные заведения, и через тех не расстрелянных секретарей Городского совета, которых хэр Ройш счёл надёжными в качестве перебежчиков.

Почему прятались? Потому что, как шутил граф, во всякой настоящей силе должна быть загадка, иначе сила силой быть перестаёт: покажешь все лица, и кто-нибудь непременно сочтёт, что лица эти никуда не годятся — по возрасту ли, по происхождению или по опыту. Те же примерно соображения, из которых Мальвин со Скопцовым сегодня Тиму Ивина псами затравили.

И следовало отсюда вот что: если буян из кабака не помутился умом от пьянства, некая купеческая семья уверилась, будто вычислила члена Революционного Комитета и теперь держит его у себя с неизвестными целями.

Ну, неизвестность целей тут для Мальвина самая фигуральная. Ясно же, недовольны тем, что вся торговля революционными событиями приговорена: Порт стоит, поезда не идут, банки заморожены, ещё и цены зимние Революционный Комитет погрозился устами графа сам установить. Вот они и пригласили мнимого члена на переговоры — убивать, конечно, не станут, а теми же «пилюлями» проклятыми погрозить могут.

С одной стороны, конечно, пусть себе травят, раз член всего лишь мнимый. С другой — нельзя им с рук спускать, а то силу почувствуют и потом, чего доброго, настоящего члена изловят, а то и другой способ выдумают условия диктовать.

И Мальвин взялся эти осиные гнёзда ворошить.