«Пёсий двор», собачий холод. Том II - [3]

Шрифт
Интервал

А пока хотелось насладиться интимностью.

Хэр Ройш интимность понимал следующим образом:

— Граф, вы будто забываете, что хэр Штерц занимает позицию петербержского наместника полтора десятка лет. Когда он заступил на службу, все мы были детьми — мы не помним ни его предшественника, ни событий, сопутствовавших перемене власти.

— На третьей грузовой верфи были волнения, — проявил неожиданную осведомлённость в истории семейного дела граф Набедренных.

— Вот, вам и самому известны некоторые факты, — удовлетворённо кивнул хэр Ройш, затянувшись трубкой За’Бэя. Выпив больше одного бокала, он всегда просил набить её, но собственной почему-то так до сих пор и не обзавёлся.

— Да, я потратил несколько вечеров на изучение доступных мне материалов по рабочим забастовкам — после прошлогодних причитаний лектора Пунцовича. Разве мы ещё не беседовали об этом? Какое упущение! — граф Набедренных оживился. — Господа, я пришёл к выводу, что крупные предприятия должны всё-таки находиться в распоряжении тех, кто надрывает на них спину. Нам, собственникам, не понять их трудностей. Если мы и нужны производству, то только в качестве спикеров, переводчиков с народного языка на государственный.

За’Бэй расхохотался:

— Но ведь это, граф, означает — больше никакого вам шампанского вина и концертов филармонического оркестра!

— Много ли надо человеку для счастья? — ничуть не смутился тот. — На вино и концерты как-нибудь хватит, а вот от содержания этого особняка, думаю, я с лёгкостью мог бы отказаться. Благочестивые скопники, говорят, до сих пор живут в скорлупках ветхих хижин на болотах — и ничего.

— Ну уж, ну уж! Просто у вас сегодня настроение такое, — За’Бэй покачал головой. — Потому что ваш престарелый лакей опять наворчал на вас за незаконную отмену пилюль. Вы тяготитесь его ворчанием и помышляете о хижине на болоте, но это пройдёт.

— Вы бессердечны, — возмутился граф Набедренных. — И зря не принимаете мои слова всерьёз. Я противник рабства — а чем, если не рабством, является нынешнее положение вещей?

— Наёмным трудом, — пыхнул трубкой хэр Ройш. — Но, как ни странно, я готов согласиться с вами, граф. Да, предприятия следовало бы передать на разумных условиях в руки рабочих. Опыт нашего новоиспечённого рабовладельца, — повернулся он к Золотцу, — доказывает со всей наглядностью, что отношения с рабами теплеют, как только те перестают себя рабами ощущать.

Золотце вспыхнул. Разве он виновен в том, что бежавшим с ним людям покойного лорда Пэттикота так непросто справить росские документы? Их две дюжины, а каждый поддельный паспорт в Петерберге — подлинное сокровище! Поэтому, увы, гении естественных наук пока что вынуждены ютиться в Грузовом порту и держать связь с городом через тех самых аптекарей, знакомством с которыми всех присутствующих осчастливил За’Бэй. Но ведь это временная мера! И Золотце из сил выбивается, чтобы ситуацию улучшить.

— Ваш цинизм восхищает, — смотрел сквозь хэра Ройша граф Набедренных. — В том, конечно, случае, если стоять перед ним как перед экспонатом в картинной галерее.

Хэр Ройш взмахнул длинной вялой кистью — мол, полно вам, не в этом суть.

— Я бы с удовольствием обсудил с вами детали воображаемых реформ, граф, но не хочу впустую травить душу. Новый наместник имеет все шансы задавить на первых порах и куда более безобидные инициативы — знаете, наместникам свойственно по прибытии укреплять свой авторитет. Человек, только что получивший возможность накладывать вето даже на решения Городского совета, не погнушается без разбору отвергать предложения, исходящие от частных лиц. Так что не мечтайте пока всерьёз погубить свои верфи, граф, в ближайшее время вам всё равно не дадут.

— Ну, в том случае, если новый наместник нам действительно грозит, — заметил За’Бэй, от подобных разговоров обычно далёкий. — Я ведь правильно понимаю, что это опять ваши предположения на основе, простите, чтения отцовской переписки? Может, ещё обойдётся?

— Нет, — ответил за хэра Ройша Золотце, и на него обратились три пары изумлённых глаз. — У меня есть все основания полагать, что наместник сменится до следующего лета. — Он насладился мигом триумфа, наполнил свой бокал и только тогда продолжил: — Мне уже намекал мой первый клиент, а он к нашим наместникам имеет самое прямое касательство.

Хэр Ройш вздёрнул брови:

— Вы таки смогли очаровать господина Туралеева?

— О, он оказался сговорчивей, чем мы с вами ожидали. Хэр Ройш, я ваш вечный должник — не знаю, что бы я делал без сплетен, любезно пересказанных вами!

— Объясните пьющему иностранцу, о ком речь! — вклинился За’Бэй.

— Господин Туралеев — это глава петербержского наместнического корпуса, — сжалился над ним хэр Ройш. — Тот, кто отвечает за все аспекты функционирования сего института — от бюрократических до глубоко бытовых. Вы с ним не встречались — как раз таки как иностранец? Даже удивительно, он ведь нередко дублирует хэра Штерца в сфере мелкой дипломатии. Должность сию не все принимают всерьёз, но исключительно от недомыслия: новым, не освоившимся пока наместником глава корпуса может вертеть по своему разумению. Не у всех хватает разумения, но это уже следующий вопрос.


Еще от автора Альфина
«Пёсий двор», собачий холод. Том I

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


Чума в Бедрограде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


«Пёсий двор», собачий холод. Том III

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


«Пёсий двор», собачий холод. Том IV

««Пёсий двор», собачий холод» — это роман про студенчество, желание изменить мир и цену, которую неизбежно приходится за оное желание выплачивать. Действие разворачивается в вымышленном государстве под названием Росская Конфедерация в эпоху, смутно напоминающую излом XIX-XX веков. Это стимпанк без стимпанка: ощущение нового времени есть, а вот научно-технологического прогресса особенно не наблюдается. Поэтому неудивительно, что брожение начинается именно в умах посетителей Петербержской исторической академии имени Йихина.


Рекомендуем почитать
В зеркалах воспоминаний

«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.


Избранное

В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.


Железный потолок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.