«Пёсий двор», собачий холод. Том II - [2]

Лакей Клист покрякал, потоптался, поискал себе занятие и, не найдя, оставил Золотце наедине с корреспонденцией, папиросами и кофе. От привычки к кофе Золотце всё хотел избавиться по причинам эстетическим, однако пока не выходило. Если уж выбрал быть росом, культивировать в себе откровенно европейские пристрастия безвкусно, но чем заменить бодрящий кофейный эффект, он не знал.

Корреспонденция, конечно, не обрадовала, а потому ознакомление с ней в роскошной ванне графа Набедренных было наивернейшим решением: раз уж всё плохо, то пусть хотя бы красиво.

Итак, предоставить обещанное своему первому клиенту Золотце не может. Две недели прошло, а воз и ныне недвижим, зато задаток потрачен. Задаток ещё не катастрофа — всегда можно прибежать в слезах к тому же графу Набедренных или к батюшке, но обидно ведь. И репутация, репутация! Не Золотца даже, а самой предлагаемой им услуги, которая — в силу своей уникальности — и без того вызывает неизбежные сомнения. Губительно будет потерпеть неудачу с первым же клиентом!

Золотце рухнул обратно в воду, не заботясь о сохранности письма — оно в любом случае должно быть уничтожено, такие документы не держат под подушкой. Вода напомнила: отчаиваться раньше времени не стоит, первые дни в Британии Золотцу ведь тоже казалось, что всё пропало, всё зря, ничего не получится — когда мистер Уилбери, личный врач лорда Пэттикота, всё не являлся в назначенное место и не посылал о себе вестей.

Золотце наматывал тогда круги по гостиничному номеру, проклинал идею отплыть в одиночестве и натужно пытался вообразить, как вышел бы из положения батюшка. Батюшка всегда утверждал, что вдохновение для импровизации можно подобрать буквально под ногами, как мелкую монету. Золотце вышел из гостиницы на бульвар и подобрал не монету, но старую цирковую афишу. Это было без преувеличения гениально.

Покойный лорд Пэттикот жил уединённо, поместье его затеряно среди снулых британских лесов, случайно там очутиться невозможно, а специально пускают далеко не каждого — и оснований полагать, что после смерти хозяина что-то изменилось в лучшую сторону, не было никаких.

Но в саду лорда Пэттикота содержались белые павлины и белые львы, о которых судачат все кому не лень. Цирковым артистам белые львы пришлись бы кстати, а уж тут-то смерть хозяина — вполне закономерный повод польститься на его диковинки. А на самом деле — повод для Золотца попасть на территорию поместья, чтобы выяснить, как поживает мистер Уилбери и в силе ли заключённые договорённости.

Особая прелесть в том, что молоденький цирковой артист с картавым французским говорком (пригодилось-таки!) даже смог убедить безутешного наследника лорда Пэттикота продать львов. Мистер Уилбери хохотал до упада, когда вернулся из непредвиденно затянувшейся поездки за алхимической ртутью — ведь если он и его люди собрались бежать в Петерберг, без приличного запаса столь значимого и редкого ингредиента им будет не обойтись.

Мораль же такова: договорённостей никто не отменял, мистер Уилбери не успел на встречу вовремя и не смог связаться с Золотцем всего-то из-за погоды, никакого краха надежд не произошло, и в клетках с белыми львами прямо под носом у безутешного наследника вывозили оборудование. А казалось сначала — кошмар, конец, всё пропало. Смешно.

Золотце опрокинул в себя остатки кофе и, опираясь на бронзовое индокитайское чудище с противоестественным количеством зубов, выбрался из ванны. Бросил письмо в камин — горело плохо, всё же успело намокнуть, но вскоре читаемый вид оно потеряло, а от воды или от огня — не так уж и важно. Подле камина согревались полотенца и гостевой халат, а так-то камин в августе ещё не нужен, хоть бы и при омовении.

Если Золотцу мерещится, что проблема, тлеющая с письмом в камине, нерешаема, надо взять себя в руки, изложить её ближним своим — и только потом паниковать всерьёз. Тем более что излагать проблему в настоящем индокитайском шёлковом халате, добросовестно расписанном иероглифами, почти столь же красиво, как читать о ней, восседая в ванне с кофе и папиросами.

— …вы зря смеётесь граф, — за дверьми малой гостиной в обыкновенной своей манере мрачно пророчествовал хэр Ройш, — назначение в наш город нового наместника спровоцирует изрядный переполох.

— Бросьте, — хоть Золотце и видел графа Набедренных пока только со спины, он был уверен, что тот воздел очи к массивной люстре. — А даже если ваши предположения и верны, пусть. Будь у городов и государств душевные лекари, нам бы они давно прописали встряску.

Граф Набедренных, хэр Ройш и За’Бэй расположились в креслах вокруг низкого столика, где в ведре со льдом охлаждалась бутылка шампанского вина. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивались лучи последнего летнего утра — третий год в Академии начнётся уже завтра. По этому-то поводу граф Набедренных и созвал ближний круг. Через пару-тройку дней в жизнь вернутся ставшие традиционными посиделки в «Пёсьем дворе», где всегда полно знакомых лиц, где сдвигают столы и не чураются обсуждать острые вопросы с теми, чьи мнения нечасто пересекаются с твоими собственными…