Песий бунт - [32]
Потерпев фиаско с собачницей, он стал, неожиданно для себя ее уважать – но вот пощадить не смог, тогда и другие наложницы бы взбунтовались. Он продолжал давать сильнодействующие психотропные препараты, неизменно присутствуя на уколах и отмечая, что на худых ягодицах женщины остается все меньше не исколотого места…
Леонотович сидел в кабинете, который по стенам на высоте человеческого роста был обит мягким щитами и смаковал коньячок с лимоном… настроение у него было препаршивое, и, смутно догадывался он, причиной тому была безумная женщина, влекущая его к себе так, как никто и никогда… Вот если бы сейчас…
– Ну что там? – раздраженно отозвался он на робкий стук. В дверь просунулось тяжело тесанное лицо санитарки…
– Доктор – низким шепотом начала она – к вам там эта рвется..
– Кто? – насторожился доктор. Он бы принял только одну – но она, постепенно теряющая человеческий облик, рваться к нему уж никак не должна…
– Да это… собачница… выпендрежница… – зашептала санитарка и вытаращила блеклые глаза – доктор вскочил и облил себе штаны коньяком…
– Поняла…поняла… гоню на хрен и сульфазинчику…
– Петровна – недовольно сказал доктор, отряхивая штаны. – это тебе сульфазинчику надо. Конечно, я ее приму… и не мешай мне, пожалуйста… только – торопливо проговорил он – только минут через… минуты через три…
Лицо санитарки расползлось множеством морщин – об это странности доктора знали все. Он любил принимать новых женщина в махровом халате, под которым ничего не было.
Ну что ж – считали в больнице – у всех свои маленькие странности. Зато доктор хороший…
Когда Собачница появилась у него в кабинете, то он решил не грубить глупой и несчастной женщине, а показать себя джентльменом. Устроить завтрак на траве – попотчевать ее коньяком… как на той самой французской картине.
– Я рад – начал он, картинно раскинувшись и выпуская тонкую струйку – что наконец то все наши разногласия позади и мы можем договориться, как цивилизованные люди… так что прошу – без ложной скромности, раздевайся и к столу…
Собачница распахнула халат и скинула его, потом, помешкав, сняла несвежую рубаху и доктор задохнулся от вожделения – она и в сорок была хороша. Не стесняясь и не прикрываясь, абсолютно естественно она подошла к столу, взяла мензурку тонкого стекла, сама себе налила коньяк и сказала низким голосом.
Ну да, лепила, за взаимопонимание…
Леонтович передернулся от лагерного словечка, но потом решил не обращать внимание на выходки душевнобольной. Он обаятельно – ну просто изо всех сил – улыбнулся и примирительно произнес.
– Я хочу выпить… кстати, как вас зовут?
– Лара.
– Ах да, конечно, Лариса…так вот, я хочу выпить за начало нашей …. То есть вашей новой жизни. Мне очень жаль, что пришлось применить к вам несколько негуманные методы, но, смею вас уверить, что я руководствовался исключительно гуманными принципами… ваше здоровье пошло на поправку – об это свидетельствует ваш визит сюда – и поэтому в дальнейшем применении сильнодействующих препаратов я не вижу смысла.
Он, наслаждаясь гладкостью и книжностью своей речи, заметил что то пугающее в сидящей напротив обнаженной женщины, но тут же прогнал от себя дурные мысли… пришла – значит, покорилась. Она же протянула руку, взяла его кисть и медленно поднесла к своим губам… потом положила ее между грудей и, закрыв глаза, откинула голову…Леонтович, теряя голову от нахлынувшего желания, попытался было встать, но был остановлен повелительным жестом. Собачница поднялась сама, подошла, играя бедрами, к доктору и он прижался к ее коже… ему не показалось странным, что она вдруг прервала любовную игру в самом ее начале и зашла ему за спину, она шокировала его сегодня весь вечер. Леонтович подозревал, что это не последний ее странный поступок. И он не ошибся.
Шея почувствовала холодное раздражающее прикосновение, жесткая рука легла на лоб и намертво прижала его к животу…
– Не дергайся, – хрипло прошептала Собачница – я тебе горло перережу, как кролику… несмотря на предупреждение, Леонтович тут же дернулся и почувствовал, как кожа разошлась и по шее побежало теплое.
– Я тебе сказала, как кролику перережу… даже с большим удовольствием..
Только тут до него дошел весь комизм ситуации – голая сумасшедшая готовиться перерезать ему горло в его же собственном кабинете… вот будет сюрприз жене!! Он невольно усмехнулся.
– Надеюсь что у тебя хватит силы это сделать сразу, чтобы я не агонизировал… искренне пожелал он и услышал скупой смешок.
– Поживешь еще…от тебя нужны ключи от окон.
– Зачем? – поразился Леонтович – бежать лучше через дверь… и куда ты побежишь? У тебя нет ни дома, ни… собак. Будешь нищенствовать? Или что? Положи нож и мы обо всем забудем. А если займемся тем, за чем ты сюда пришла…
Он почувствовал, как больная напряглась, а голос ее задрожал от ярости.
– Я тебе сейчас отрежу то, ради чего ты сюда беспомощных женщин таскал… быстро пошли…
Леонтович наконец-то понял, что женщина не шутит и покрылся липкой испариной. С трудом поднялся он на ватных ногах, поддерживаемый только лезвием у сонной артерии – и вышел в холл. Дремлющие санитарки повскакали – над перекошенным и мучнистым от страха лицом доктора скалилось искаженное лицо Собачницы…
…Запоздалый смотрел на него беспомощно, часто смаргивая слезы, но не противился и прошаркал до кабинета, и уселся в кресло, и невидяще уставился экран…– Ну, читай… вот это читай…Запоздалый шевелил губами, повторяя чернеющие на экране столбцы строк…– Хорошие стихи… чьи это?– Да твои же!! Ты сам говорил – запаздывал я всегда, вот я тебе псевдоним и придумал – Запоздалый… ты не в обиде?– Запоздалый? – горько усмехнулся старик, который смог взять себя в руки и, кажется, даже протрезветь… – да, Запоздалый… лучше и не скажешь… мои стихи, говоришь? Правда, похоже… только очень ранние… что-то у меня там такое было…да, было…а может, и не мои…
Как выбрать и воспитать собаку. Как ее обучить. Об основных мифах и ошибках кинологии рассказывается в этой книге.
Он входит в нашу жизнь под маской друга; он говорит, что вливает красноречие в уста молчунам, дает решительность робким и заразительную веселость стеснительным, он заставляет забыть про кривые зубы, спелые прыщи, сияющие лысины, впалые груди рыхлый жир. Он развязывает руки, языки и дарит предприимчивость при любовных свиданиях; он развеивает приступы вечерней печали и заставляет играть более яркими красками утреннюю бодрость. Он помогает творцам творить, подстегивая воображение. Он помогает молодежи приобщиться к взрослому миру…И он, ненасытный, ежедневно требует новых жертв, и невинных пока людей продолжают вести к нему на заклание…Никто не видит себя деградировавшим существом, от резкой вони которого шарахаются даже собаки – когда под одобрительными взглядами рабов принимают первую рюмку из многих последующих.
Нет ничего удивительного в том, что события и явления, происходящие вокруг нас, мы воспринимаем такими, какими нам настоятельно рекомендовано видеть их определённым кругом условно уважаемых господ и дам. Но со стремительным изменением земного мира, наверное, в лучшую сторону подавляющему большинству даже заблуждающихся, некомпетентных людей планеты уже не удаётся воспринимать желаемое в качестве явного, действительного. Относительно скрытая реальность неотвратимо становится текущей и уже далеко не конструктивной, нежелательной.
Рассказ о жизни и мечтах космонавтов, находящихся на Международной космической станции и переживающих за свой дом, Родину и Планету.
Третья часть книги. ГГ ждут и враги и интриги. Он повзрослел, проблем добавилось, а вот соратников практически не осталось.
Болотистая Прорва отделяет селение, где живут мужчины от женского посёлка. Но раз в год мужчины, презирая опасность, бегут на другой берег.
После нескольких волн эпидемий, экономических кризисов, голодных бунтов, войн, развалов когда-то могучих государств уцелели самые стойкие – те, в чьей коллективной памяти ещё звучит скрежет разбитых танковых гусениц…
Человек — верхушка пищевой цепи, венец эволюции. Мы совершенны. Мы создаем жизнь из ничего, мы убиваем за мгновение. У нас больше нет соперников на планете земля, нет естественных врагов. Лишь они — наши хозяева знают, что все не так. Они — Чувства.