Пещера Рыжего монаха - [89]

— Знаю, что тебя сто человек в горах искали. В такую-то пургу! Неужели нельзя было обойтись без этой самодеятельности?

Отец снова заходил по комнате.

— Ваш друг послушник исчез. Ты зачинщик всего дела — может быть, знаешь, что могло с ним случиться?

— Мы как раз об этом с Аджином говорили. Я объясню, где искать. Только Аджина нельзя без взрослых пускать в монастырь — мало ли что.

Отец вышел и через минуту вернулся вместе с Аджином. Федя начал с описания места, где следовало перелезть через монастырскую стену. Отец остановил его:

— Постой! Не хватало меня в ваши проделки втягивать. Скажи, как туда через монастырские ворота пройти.

Оставшись один, Федя съел без аппетита завтрак, принесенный сестрой милосердия. Он с тревогой думал о Василиде. Хорошо, если он прячется в тайнике, а если — нет?

Его беспокойные думы были прерваны голосами за дверью. Вслед за этим в палату вошли двое — председатель ревкома и чекист Эшба.

— Вот он, наш герой-анархист, — весело сказал Лоуа, подходя и протягивая Феде руку. — Здравствуй, дадраа! Ну как, теперь ты знаешь, что такое горы?

Федя покраснел и кивнул. Лоуа отогнул угол простыни и сел в ногах у больного, чекисту указал на табурет.

Феде было не по себе от столь важных посетителей. Лоуа понимал его состояние и, давая прийти в себя, говорил вначале о пустяках. Потом перешел к делу:

— С другом твоим, Аджином, уже беседовали, знаем кое-что о ваших подвигах. Скажи-ка для начала, правда ли, что настоятель письмо нам пытался переслать?

— Да, это точно знаю.

— А как сам думаешь, почему он в ревком не пришел, вместо того чтобы письмо писать?

Федя ответил так, как слышал от Василида:

— Неловко было перед своими, вот и решил, чтобы после его смерти вы про ценности узнали.

— Но почему ты думаешь, что в письме речь шла о ценностях?

— Василид слышал, как перед этим у настоятеля с казначеем разговор был. Отец Георгий предлагал отдать ценности для голодающих, а Евлогий протестовал, грозил ему… Они, видать, сильно повздорили, настоятелю даже нехорошо стало.

Лоуа покачал головой.

— Плохо мы о нем думали — вон как все не просто, оказывается. Ну, а теперь о главном: ты уверен, что выследил, куда монахи ценности спрятали?

— Да, — твердо сказал Федя.

— Можешь рассказать все подробно?

Поначалу Федя был скован, но потом освоился и говорил связно, с увлечением. Передал со слов Василида о том, что произошло в монастыре, а затем о вывозе сокровищ и о событиях в горах, которым сам был свидетель. Председатель и чекист слушали внимательно, иногда прерывая вопросами.

Когда он закончил, Лоуа повернулся к Эшбе:

— Видал, какие дела под боком творились?

— Да-а, кто бы мог подумать…

Председатель спросил Федю:

— Так ты сам видел, как монахи груз в пещере прятали?

— Нет, этого момента не дождался: если бы я остался, то себя обнаружил бы. — И Федя снова рассказал, на этот раз подробно, о последних минутах перед тем, как потерял сознание.

— Повезло тебе с этим Рыжим монахом…

Эшба достал из планшета карту и карандаш.

— Давай, друг, нарисуй дорогу от Медвежьей горы до пещеры.

Склонившись над тумбочкой, Федя, как мог, обозначил свою дорогу. Указывая на плато, он сказал:

— Это место называется Урочищем Больших Камней. Я от охотника позднее все названия узнал. Подниметесь на плато и пересечете его прямо на север. Когда выйдете к обрыву, увидите долину. На противоположном склоне — пещера. Там ручей с горы падает, так от него слева. Запомните: слева от водопада.

— Понятно, — сказал Лоуа. — Ты, я вижу, заправский кладоискатель. Сам, небось туда хотел бы вернуться?

— Я бы пошел, да отец не позволит.

— Верно. Выздоравливай, твоей славы не убудет. Кстати, как это в голову вам пришло охотиться за ценностями?

— Сначала в крепости клад искали… ну так, для забавы. Потом Василид про монастырские ценности рассказал — стали к обители приглядываться. А когда про декрет узнали, то поняли, что дело нешуточное. Так и случилось… А что вы теперь будете делать?

— Экспедицию в горы снарядим из представителей ПОМГОЛа, охрану дадим. Так ведь? — спросил он, обернувшись к чекисту.

— Конечно, не медля.

На прощание Лоуа сказал:

— Твоей удаче можно позавидовать, если забыть, во что она тебе обошлась. Выздоравливай. Только вот что: обо всем, что случилось, прошу помалкивать, иначе можешь делу повредить.

Они пожали Феде руку и вышли.

Этот визит наполнил его гордостью. Но вот он вспомнил о послушнике, и сердце у него снова заныло. Прошло еще томительных полчаса, как за дверью послышался топот и в комнату влетел Аджин. Вид у него был ликующий.

— Нашелся! — еще с порога крикнул он. — Живой. Только худой, как щепка, и ненормальный немного: не хотел идти и плакал. А чего плачет — сам не знает.

— Где он сейчас?

— Здесь, его доктор смотрит.

— Что с ним случилось?

— Не знаю, доктор меня прогнал.

Вошел Иван Егорович:

— Крутую же вы кашу заварили. Дай бог расхлебать. Ну да ладно, главное — жив ваш друг. Теперь давай так условимся, — сказал он, обращаясь к сыну, — у меня сейчас дел невпроворот, я вечером зайду, со мной до дома доберешься. Там за тобой хозяйка присмотрит. Мест в больнице не хватает.

— Мне бы с Василидом поговорить…