Пещера - [43]

В последующие за «похоронами» дни Артур часто разглядывал записную книжку и вспомнил историю, которую Марси однажды рассказала ему. По ее мнению, камни состоят из одной пустоты за исключением лишь нескольких мелких вкраплений материи – как звезды во Вселенной. Она считала себя точно такой же. Что он о ней знал? Немного. Девятнадцать детей из ее блокнота, которым теперь уже перевалило за сорок, знали ее совсем другой. Они были с ней в той пещере. Они могли бы ему рассказать, какой была Марси, когда нашла то, что на всю жизнь захватило ее и что в конце концов стоило ей жизни. Если он поедет в Голландию, разыщет этих детей, поговорит с ними, звезды сойдутся – и Марси благодаря своему исчезновению возродится вновь.

В один из дней, совершенно спонтанно, следуя какому-то внутреннему зову, не умолкавшему в нем со дня ее исчезновения, Артур сел в машину и отправился к западным холмам штата Массачусетс на поиски озера Манчи. Он не поехал в Голландию. Те дети ничего о ней не знали. Все, чем была Марси, сосредоточилось в Уотерхеде, потому что именно там она была его матерью – вот-вот она метнет ему летающий диск.

Он нашел озеро, городок, где они гуляли, лужайку, на которой играли. Он подошел к воде и посмотрел на то место, где утонул диск. Возможно, он лежит там и сейчас. Артур не собирался его вытаскивать. Он принадлежит только им двоим. Диск останется там навсегда. Пока не умрет. Миллиард лет.

Он почувствовал, что она совсем близко – так близко, как никогда, с тех пор как они вместе приезжали сюда. Он больше не держал на нее зла. Пусть ее тайна останется с ней навечно.

Она наконец обрела себя.

5 Пещера

Мальчик и девочка обнаружили, что остались вдвоем. Между обедом и экскурсией в пещеру дети были свободны и могли делать все, что заблагорассудится. Некоторые отправились на прогулку, другие нежились в траве с книжкой в руках, третьи играли в «монополию» на столе у центральной палатки.

Они же, не сговариваясь, пошли к воде, на тропинку, которая была своего рода граничной полосой между лагерем и рекой.

Они заметили друг друга и от неожиданности испугались.

Несколько секунд они стояли друг против друга, не говоря ни слова. К ним приблизились гуляющие пары, и, чтобы освободить проход, они встали на валуны в воде. Река в том месте была широкой и неглубокой, а течение не таким сильным. Булыжники и каменные глыбы торчали над поверхностью, сухие галечные отмели обросли сорняками и пучками травы.

Нещадно палило солнце.

– Ты когда-нибудь был в пещере? – спросила Марьоке.

– Нет, ни разу, – ответил Эгон. – А ты?

– И я нет. Но хотела бы.

– Я тоже, – сказал он. – А что это за «окно»?

– Понятия не имею. Наверное, через него можно куда-то смотреть.

– Это пещера совсем новая, да?

– Ага, ей всего триста двадцать пять миллионов лет.

Они рассмеялись ее шутке – именно тогда образовался известняк в этой части Арденн. Юреннские пещеры в двадцати километрах от Ла-Роша, куда они собирались пойти после обеда, были обнаружены два года назад и лишь этим летом открыты для публики. Значит, они попадут в число самых первых посетителей.

Они сели и окинули взглядом реку. Никто не купался – слишком мелко. Кто-то ловил рыбу невдалеке, мимо них попытались проехать две каноэ, но безуспешно – пассажирам пришлось вылезти и протащить лодки через мелководье.

Все снова стихло. Рыбаки не издавали ни звука, каноэ исчезли из виду. На противоположном берегу возвышался холм, куда в тот вечер им предстояло отправиться за черникой. По его вершине бродили какие-то люди, но трудно было разглядеть, кто это.

Они бросали камешки в реку и смотрели на расходящиеся по воде круги, которые все увеличивались в диаметре и уносились течением.

– Ты здорово говоришь по-французски? – спросил Эгон.

– Да как тебе сказать… – смутилась Марьоке.

– Нет, ты действительно отлично говоришь по-французски.

– Я несколько раз ездила с родителями во Францию на каникулы. И я изучаю французский в школе. Мне очень нравится.

– А в каком ты классе?

– Перешла в третий.[2]

– Я тоже. Ты учишься в гимназии?

– Да, – ответила Марьоке.

– Я тоже. Значит, мы с тобой одногодки. Мне четырнадцать.

– И мне.

Они засмеялись, как бы недоумевая: надо же, у них столько общего, а они еще ни разу не сидели вместе на берегу реки – вот так, как сейчас.

Но в чем-то они были и непохожи. Из школьных предметов она больше всего любила французский и рисование, а он физику. Его отец работал архитектором, ее – кибернетиком. Он никогда не слышал о такой профессии, а Марьоке знала лишь, что кибернетика – это производное от математики и что связана она с крупными вычислительными машинами. Всякий раз, когда они понимали, что не во всем совпадают, они снисходительно вздыхали – мол, в конце концов невозможно править миром исключительно в унисон.

Она родилась в Хилверсуме, что тоже было своего рода совпадением, потому что там родился Аксел, с которым Эгон жил в одной палатке. И это было не случайно: отец Марьоке работал в больнице, которую возглавлял отец Аксела. Их родители обменялись информацией о лагере «Дави Йохтрейзен».

– Ты знала Аксела раньше? – спросил Эгон.

– Еще с детства.