Пещера Батикава - [29]
— А ну не будем!.. Прекратить безобразие!
Валька нашелся первый. Подскочив к Еськину, он выхватил у него шланг, быстро и умело зажал брезентовый конец клещами, а на клещи накинул скобу. Шум воды прекратился. На полянке наступила тишина.
Милиционер с облегчением переступил через лужу, снял фуражку, вытер лоб и, ни к кому не обращаясь, произнес с угрозой:
— Ну, погоди, попадутся мне спекулянтские души! Воду провели, пацанов эксплуатируют… — Он хотел сказать что-то еще, но промолчал, раскрыл записную книжку, посмотрел на мальчиков. — Фамилия?!
— Чего? — не понял Валька.
— Фамилия, спрашиваю.
— Рябов Валентин.
— А твоя? — Начальственный взгляд устремился на Лешу.
— Брагин Алексей.
— А твоя?
Этот вопрос был обращен к третьему, самому мокрому представителю подозрительной для обследователя троицы.
— Пятитонка, — с трудом выдавил из себя Пятитонка. С него все еще капала вода. Глаза сохраняли круглую форму. Он почему-то очень робел перед человеком в милицейской форме.
— Кличка, — определил Еськин. — А подлинная?
Пятитонка молчал. Струйки влаги сбегали с волос на пухлые, будто подкаченные автомобильным насосом щеки. Он не мог взять в толк, что от него хочет строгий милиционер.
— Граевский Павел, — пришел на помощь Леша.
— Не отрицаешь? — спросил у Пятитонки Еськин.
Пятитонка обреченно мотнул головой. Он ничего не собирался отрицать.
— Так… — Еськин сделал в книжке очередную запись, потом, слегка пригнувшись, посмотрел из-под фуражки на подследственных и заключил: — Фамилии, стало быть, у вас разные. Это как же понимать надо: родственниками владельцу приходитесь, а?
Леша, Валька и Пятитонка молча уставились на старшину.
— Не маленькие, не прикидывайтесь, хозяин участка, спрашиваю, кто?
— Какой хозяин? Наш участок, — твердо ответил Леша.
— Ваш? Вон оно что… — Еськин помусолил карандаш. — И разделали сами?
— Сами.
— И вырастили кукурузу сами?
Леша пожал плечами.
— А чего же!
— Понятно. Полное признание. — Еськин заложил страницу карандашом, закрыл записную книжку. Дело сделано, он узнал все, что хотел, можно закругляться.
Милиционер подтянул гимнастерку, поправил фуражку и не без удивления, как будто в первый раз увидел, смерил мальчиков взглядом.
— Однако ловкачи ребята! — сказал он. — Другие с удочками сидят, ягоды-грибы собирают, футбол-волейбол гоняют, колхозных цыплят-утят растят, а вы, смотрите-ка, с самого малолетства и уже стараетесь насчет этого… — Еськин сделал пальцами движение, будто пересчитывает деньги. — Вон какую кукурузу в стороне выходили. Сильны! Взрослые до того не додумаются, до чего вы додумались. Ай-ай-ай! А ведь не беспрописочные, не шаляй-валяй, родители самостоятельные, все честь по чести.
Мальчики слушали милиционера с каменными лицами. Странный какой-то, о чем он говорит?
Покончив с назиданием, Еськин поравнялся с первым рядком посевов, достал складной нож, раскрыл, склонился над кукурузным стеблем. Намерения его были ясны. Он хотел срезать растение.
Леша кинулся к старшине, как кидается на охотника тигр, спасающий тигренка.
— Нельзя! Не смеете! Вы ничего не знаете!
— Стоять! — грозно приказал Еськин. — За сопротивление властям, Брагин Алексей, знаешь что полагается? И за оскорбление. Как это — «ничего не знаете»? Это что за разговоры!
Леша готов был на все.
— Не знаете! Не знаете! Не знаете! — не помня себя, кричал он. — Этой кукурузе цены нет.
— Цена? — переспросил старшина. — Есть, парень, цена. Цена всему есть. Вот присовокуплю к протоколу вещественное доказательство, в дальнейшем именуемое «кукурузный стебель», и там, где положено, установят цену. Кому что причитается, тот свое получит.
Леша открыл рот, хотел пригрозить Еськину Академией наук, но было поздно. Одно движение сильной рукой, один взмах ножа — и одним растением стало меньше.
Отделенное от корня, превращенное в вещественное доказательство, оно оказалось у старшины. Он вскинул стебель на плечо как винтовку, кивком головы дал понять мальчикам, что разговор закончен, повернулся и пошел по тропинке вниз.
Долго смотрели ребята вслед мелькавшему среди кустов стройному зеленому растению. Смотрели и молчали. Что говорить, когда и так все ясно: не надо было брать у Генки землемерову электрическую щетку, не надо было подставлять под нее жука. Кто знает, чем еще обернется эта история…
Они по-прежнему считали, Леша, Валька и Пятитонка, что приход милиционера на полянку связан с жуком. Они ни о чем другом думать не могли. Жук их будто заворожил.
Ребята думали о жуке, а милиционер Еськин — о спекулянтах. Он был тоже будто заворожен. Кажется, стоило ему посмотреть на мальчиков, поговорить с ними, чтобы понять: загнул землемер, зря шум поднял, ничего в его заявлении нет серьезного, одна ерунда.
А вот не понял.
И явился к начальнику с докладом: так, мол, и так, все выяснил, нарушители установлены.
Капитан внимательно выслушал старшину, помолчал, с сомнением покачал головой:
— Ох, товарищ Еськин, товарищ Еськин… Значит, нарушителям вашим по двенадцать лет?
— Точно, товарищ начальник. Ловкачи! Таким дай волю, ого-го вырастут…
— Что — ого-го? — сердито блеснул серыми глазами капитан. — Не знаю пока, в чем дело, но убежден: все не так.
