Пещера - [8]

— …Я не берусь спорить по существу именно о вашем проекте, — мягко говорил Серизье, — но, не скрываю, все такие проекты напоминают мне предприятие человека, который половой щеткой пытался бы вымести пыль из Сахары. — Депутат недавно пустил этот образ в Палате; там он почему-то прошел незамеченным: упомянули только две мало распространенные газеты. — К сожалению, весь капиталистический мир построен на принципе паразитизма, а потому…

— Простите, что потому? — грубовато перебил его Нещеретов. — Принцип паразитизма, Господи!.. С точки зрения цыпленка, попадающего в руки повара, человек, наверное, является паразитом. Однако у человека ведь есть перед цыпленком некоторые преимущественные права?.. Ох, уж эти люди, пытающиеся починить мир! — произнес он с нескрываемой злобой. Серизье холодно на него взглянул.

— Что ж делать, я и в рабочем вижу не цыпленка, а человека, — сказал он. — И позвольте мне добавить, противоположный взгляд правящих классов в некоторых странах имел весьма печальные последствия.

— Вы не правы, мм… — ответил Нещеретову Блэквуд, очевидно не сразу понявший его слова. — Это настроение у вас пройдет, как прошло у меня. Вы еще молоды… К сорока годам у деловых людей часто вырабатывается циничное понимание мира, но к шестидесяти оно начинает исчезать… В том-то и дело, что мир нуждается в починке и может быть починен…

— Желаю вам успеха, — учтиво-недоверчиво сказал Серизье. — Во всяком случае это грандиозный проект.

Американец вздохнул.

— Я очень люблю Францию, может быть, это первая страна на свете после Соединенных Штатов, — сказал он (Серизье невольно улыбнулся, — «после Соединенных Штатов» было сказано так наивно-самоуверенно, что почти не казалось невежливым). Но вот чего я вам не могу простить: вас теперь пугает все грандиозное… Почему вы во Франции так любите слово «petit»? «Petits soldats», «petites femmes», «Petit Journal», «Petit Parisien»[19], — с трудом выговорил Блэквуд. — Да, мой проект грандиозен. Я изложил его кратко, моя записка составляет целый том, в ней предусмотрено решительно все… Я нисколько не думаю, что дело произойдет гладко. Слава Богу, я немного знаю и дела, и капиталистов, — сказал он с усмешкой. — Будет травля, будет клевета, будут, конечно, и злоупотребления в самом банке. Это неизбежно там, где есть люди. Но другого выхода нет.

— Простите, есть наш выход, — возразил Серизье, — и уж к нему никак не относится ваш упрек в боязни больших дел. Мы предлагаем, еще при нынешнем строе, национализацию железных дорог, копей, тяжелой промышленности, строгий контроль над банками, всеобщее разоружение…

Серизье кратко перечислил реформы, значащиеся в социалистической программе. Это перечисление было для него очень привычным делом, — он говорил механически, но со значительной и убежденной интонацией, как старый парикмахер гостиницы в тысячный раз предлагает незнакомым клиентам удивительное средство против лысины, по долгой привычке не обижаясь при отказе. Американец слушал его с унылым видом.

— Нет, это все неосуществимо, — сказал он, тяжело вздохнув. Социалистическая программа, да и никакая другая, кроме его собственной, не интересовала мистера Блэквуда. Оживление с него соскочило. Он снова посмотрел на часы и поднялся. Торопиться ему, впрочем, было некуда. Ждала длинная томительная ночь, — дай Бог поспать часа три. Мистер Блэквуд подумал, что едва ли доживет до производственного банка: две его болезни зловеще осложняли одна другую. «Да, деньги пришли слишком поздно. Начало жизни было так трудно, а теперь уходить… Но, значит, так угодно Богу… Не может быть, чтоб все было неправдой», — сказал он себе, как все чаще говорил в последнее время.

Елена Федоровна более вяло — во второй раз — попросила его посидеть еще немного. «То, что вы говорили, было так интересно», — сказала мадам Леони огорченным тоном хозяйки, уже примирившейся с мыслью об уходе гостя и переходящей к прощанью от упрашиваний остаться. Вместе с Еленой Федоровной она вышла провожать мистера Блэквуда. За ними в переднюю скользнул Альфред, Исаевич. Он желает закрепить дело о своей записке. «Только чтоб не ответил: пришлите по почте. Это плохо, когда говорят: пришлите… Непременно пусть назначит день и час», — озабоченно подумал дон Педро.

III

В гостиной в должность хозяйки тотчас вступила Жюльетт: положила сандвич на тарелочку Муси, с ненавистью отрезала кусок торта Нещеретову и робко-восторженно спросила Серизье, не возьмет ли и он чего-нибудь. Депутат отказался. Он и так на званом обеде, на котором был до приезда к Георгеску, съел больше, чем полагалось по его гигиеническим правилам. Серизье подумывал о липовом настое; после одиннадцати часов вечера он себе позволял только это. Собственно уже можно было уехать, но можно было и поболтать с красивой американкой, — почему-то он решил, что Муся американка, — до того мешал производственный банк. Гости и хозяева обменивались впечатлениями о Блэквуде.

— Очень интересный человек этот мистер Блэквуд, — сказал Серизье, подсаживаясь к Мусе. — И мысль у него интересная, хоть неправильная в основе. Это капиталист, потерявший или теряющий веру в правду капиталистического мира. Я сказал бы, что…