Песчаная роза - [7]

В Большом Козихинском они в детстве подолгу жили у бабушки Лизы, потому что родители работали в закрытом военном институте и часто бывали в командировках. Теперь брат приезжал сюда лишь от случая к случаю и только вещи его оставались здесь, потому что больше держать их было негде.

– Помню Витьку с «Харлеем», – сказал Женя. – На любителя котят не очень-то похож. Хотя такой гремлин мог ему понравиться, – добавил он, бросив взгляд на ушастого Бентли.

Когда, выйдя на пенсию, родители неожиданно продали квартиру в Подсосенском переулке и уехали на Алтай, чтобы разводить там в предгорьях лошадей, Соне с братом на двоих осталась бабушкина квартира. Как Соня ни уговаривала купить вместо нее две в каких-нибудь спальных районах, Женька отказывался. Говорил, что они с женой приходят домой только ночевать и им поэтому достаточно той, в которой они живут, главное, от работы не далеко. Но Соня понимала, что отказывается Женька не от избытка жиллощади, тем более не ему принадлежащей, и даже не от занятости своей. Вся его жизнь в самом деле проходила в больнице, особенно когда он стал заведующим реанимацией, но Сонина-то жизнь была связана с городом тысячами нитей, притом именно со старым Центром – с консерваторией, и с Театром на Малой Бронной, и с маленькой галереей «Роза Азора» у Никитских ворот… Брат просто не хотел эти ее нити разрывать, потому и отказывался делить бабушкино наследство.

Соне было от этого не по себе. Неёмко ей было – так называла это ощущение нынешняя Женина подруга. Звали ее Алеся, она была медсестрой и приехала год назад из Пинска. От нее Соня и узнала несколько белорусских слов, которые понравились ей простотой и точностью смысла.

С Алесей этой Женя познакомился всего месяц назад, но Соня предполагала, что его связывает с ней сильное чувство. Однако в Женькиной жизни было уже и сильное чувство, и слабое, и ни то ни другое не оказалось прочным.

Как бы там ни было, он переехал в квартиру, которую Алеся снимала в Тушине, туда и собирался переместить теперь отцовскую дрель. Надолго ли, Соня не знала.

Два года назад Женя стал работать в миссии «Врачи без границ» и постоянно уезжал то в Уганду, то в Мозамбик, то еще в какие-то жутковатые страны. Почему он так резко переменил тогда свою жизнь, Соня точно не знала, но догадывалась, что таким образом его конфликт на работе соединился с личной неприкаянностью. Брат ее был человеком максимально уживчивым в быту, но совершенно бескомпромиссным в том, что касалось жизненных принципов. Так что благополучных отношений с начальством здесь и сейчас ожидать ему не приходилось. Даже в Африке, наверное, было с этим проще. Почему он расстался с женой, отношения с которой были такие ровные, что их будто и не было вовсе, а потом с Линой, которую, наоборот, любил с каким-то пугающим надрывом, – об этом Соня его не спрашивала. И о том, что у него происходит с Алесей, не спрашивала тоже. Может быть, их связь не прочна и оборвется от ее вопроса – еще не хватало!

– Покормила бы тебя, но еда есть только кошачья, – сказала она.

– Я не голодный.

Ну да, Алеся, наверное, хорошо готовит. В отличие от нее, кстати.

– У вас с Алесей… все в порядке? – все-таки спросила Соня.

– Что ты называешь порядком?

Глупость спросила, конечно.

– Ну… – замялась она.

– Видно, я ее ждал всю жизнь, – не дождавшись уточнения, ответил Женя.

Не только характер, но и глаза у него совсем не похожи на Сонины – не песчаные, а ледяные, если уж пользоваться подобной терминологией. Непонятно, в кого у них обоих такие глаза, не в родителей точно.

Наверное, посторонние эти мысли мелькнули в голове, потому что его слова, а еще больше – сдерживаемая сила, с которой он их произнес, ошеломили Соню. Ничего подобного она от брата не слышала даже во время его безумного романа с Линой. И не слышала, и не чувствовала в нем, хотя вообще-то чувствовала подсознательные мысли даже менее близких людей. Шаховской когда-то говорил, что в Танахе такие мысли называются речью в сердце, их Соня и чувствует.

– Давай я выйду, куплю что-нибудь? – уже обычным своим тоном предложил Женя. – Чем ты ужинать будешь?

– Я к Максиму еду. – Соня улыбнулась, прогоняя странную растерянность, вызванную его словами о том, что он всю жизнь ждал Алесю. – У него вместе и поедим. Или пойдем с ним куда-нибудь.

Женя приезжал в Москву между своими командировками так ненадолго, что за два года виделся с Максимом всего несколько раз. Как брат к нему относится, Соня не знала. Хорошо, наверное, с чего бы ему относиться плохо.

– Прямо сейчас едешь? – спросил он. – Подождать тебя?

– Еще душ приму.

– Тогда не буду ждать.

Женя коротко обнял ее и вышел. Как только за ним закрылась дверь, Соня почувствовала такое острое одиночество, будто осталась одна на всем белом свете. А ведь это совсем не так.

Глава 4

Хорошо, что Женька не стал ее ждать, долго она что-то собиралась. В этом была, впрочем, и своя прелесть: стоя под душем, одеваясь, причесываясь, Соня медленно и подробно думала о Максиме, о сегодняшней ночи с ним и о завтрашнем дне, о том, что ночь будет страстной, и пусть слово пошлое, она ведь не произносит его вслух, а день, наоборот, пойдет ровно и неторопливо, может быть, Максим проведет его в каких-нибудь своих рабочих делах, не терпящих отлагательства даже в выходные, а она будет читать, сидя на диване у стеклянной стены и глядя на подернутый осенью город, а вечер будет у них уже общий, и вместе они придумают, чем его разнообразить…