Пес войны - [49]

Глотнув еще вина, он грохнул медной кружкой остолешницу и, хитро прищурившись, спросил:

— Обещаешь?

— Обещаю. Эту ночь ты никогда не забудешь, — улыбнулась она в ответ, облизывая губы кончиком языка.

— Ты не шлюха, — неожиданно заявил он. — Не знаю, что тебе от меня нужно, но ты не обычная шлюха. Хочешь завести меня в лапы своих дружков? Чтобы они ограбили меня?

— Не бойся. Никто не будет тебя грабить, — поспешила она успокоить его, но он уже не слушал ее.

Легко поднявшись, он решительным шагом направился прочь из трактира. Выскочив следом за ним, она увидела, как он, чуть покачиваясь, бредет в сторону пирса. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Услышав за спиной ее легкие шаги, он, обернувшись и увидев ее, мрачно произнес:

— Отвяжись. Я же сказал, что я не хочу тебя. Не люблю тощих.

Это уже звучало, как настоящее оскорбление. Такого она вынести не могла. Решительно подойдя к пьяному громиле, она схватила его за руку и, развернувшись, потащила его за собой. В сторону от пирса, на берег моря. Именно там она получила от него то, чего так сильно хотела, и, именно там он, немного протрезвев и заметив ее клыки, понял, с кем имеет дело. Взревев не хуже разъяренного боска, варвар схватил ее за горло и с силой сжал пальцы. Ее изящные, тонкие запястья тут же легли на его руки и с нечеловеческой силой сдавили нервные узлы, лишая подвижности душившие ее руки. Но он был настоящим бойцом. Понимая, кто перед ним, он, недолго думая, вдавил ее в песок коленом, выжимая из легких последний воздух. Чувствуя, как силы покидают ее, она согнула правую ногу и, выхватив из подошвы сандалии короткий широкий нож, одним движением перерезала ему становую жилу. Он дрался до конца. Даже когда последние силы покинули его вместе с хлеставшей из перерезанного горла кровью, он продолжал сжимать пальцы, пытаясь забрать с собой убийцу.

Впервые за много лет ей стало по-настоящему страшно. Это давно забытое чувство заставило ее вскинуться и сбросить с себя окровавленную тушу. Едва отдышавшись, она посмотрела на хрипящего мужчину и, не удержавшись от соблазна, припала к перерезанной жиле. Вкус горячей, солоноватой крови, вперемежку с потом и пережитым страхом, так возбудил ее, что она содрогнулась, неожиданно для себя достигнув пика наслаждения. Упав рядом с трупом, она корчилась в конвульсиях страсти, издавая негромкий, леденящий душу вой. Так могло выть гибнущее в ужасных муках животное, но не мыслящее существо, получающее удовольствие. Очнулась она только после того, как приливная волна окатила ее холодной морской водой. Отбросив с лица мокрые пряди, она полюбовалась на ночное небо и, тяжело поднявшись на ноги, медленно побрела в сторону замка.

Это приключение она запомнила надолго. Только через три дня она смогла наконец вернуться к делам замка и отвлечься от пережитого. Ей и раньше приходилось стоять на самом краю, но в этот раз она пережила настоящий страх.

Почувствовав нарастающее возбуждение, госпожа Смайта решительно поднялась и, не глядя на разом насторожившихся рабов, решительно направилась в замок. Зная, чем грозит им такая резкая смена ее настроения, рабы поспешили исполнить свои обязанности, чтобы не оказаться в клетке с дикими драфсами или не быть привязанными к деревьям-людоедам. В саду росли и такие.

Войдя в дом, госпожа свернула в дальнее крыло и решительным шагом направилась в сторону казематов. Сообразив, куда она направляется, рабы дружно вздрогнули от страха. Небрежно сделав им знак ждать в коридоре, она прошла к камере, где содержали пойманных пастухов, и, отбросив засов, решительно шагнула в каземат. Трое пойманных сидели на каменном полу, прикованные цепями к вмурованным в стену кольцам. Услышав скрип открывающейся двери, все трое испуганно посмотрели на входящего. Им уже давно было ясно, чем закончится это пленение, но, к удивлению всех троих, они до сих пор были живы. Их несколько раз били, жгли каленым железом, но не сделали ничего такого, что нанесло бы им серьезные травмы. Это и пугало, и вселяло несбыточную надежду.

Внимательно посмотрев на прикованных пленников, госпожа Смайта криво усмехнулась и хриплым от возбуждения голосом произнесла:

— Ну что, скоты, страшно? — и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Знаю, что страшно. Но я не стану вскрывать ваши набитые шерстью головы. Я сделаю по-другому. Вы отведете меня туда, где прячется все ваше стадо, и тогда я, возможно, сохраню вам жизни. Мне нужно встретиться с теми, кто обучает ваших выродков мыслеречи. Если вы откажетесь, я прикажу содрать с вас кожу. С живых. И это — только самая малость от того, что еще я могу придумать. Я жду ответа.

— Госпожа, вы давно уже знаете ответ наших стариков, — тяжело вздохнул самый старший из пойманных. — Мы можем отвести вас только туда, где нас поймали. И это не потому, что мы не хотим, — быстро добавил он, увидев, как ее тонкие брови неожиданно нахмурились, а белое лицо исказилось гримасой гнева, — это потому, что племя могло уйти за то время, пока мы находимся здесь.

— Это верно, — кивнула она после короткого раздумья. — Но вы можете позвать их при помощи своих способностей и спросить, где они находятся. Ведь там, где нет толстых стен, вам никто не мешает.