Пес смерти - [27]

Смех больше не звучал, но теперь к ним стал приближаться слабый звук, почти неуловимый, однако постепенно он нарастал — и вскоре они смогли отчетливо различить шаги. Шаги, которые сразу же начали удаляться.

Шур-шур, шур-шур — слышалось хорошо знакомое шарканье маленьких ножек. Однако — да-да! — теперь к нему присоединились другие шаги — легкие и упругие. Дружный топот по ступенькам. Все ниже и ниже — к парадной двери. Шур-шур, топ-топ… Дружно бегут невидимые маленькие ножки.

Миссис Ланкастер взглянула на отца обезумевшими глазами.

— Их — двое.., двое!

Ее лицо сделалось серым от ужасного предчувствия… Она метнулась в сторону кроватки, но мистер Уинберн мягко удержал ее.

— Ну-ну, — сказал он тихо.

Шур-шур, топ-топ — все слабее, слабее…

И — полная тишина.

Когда боги смеются

— …И, конечно, исключить любые волнения и нагрузки, — сказал доктор Мейнел, как всегда в таких случаях говорят врачи.

Миссис Хартер, как и все те, кому доводилось слышать от врачей эту, в сущности, бессмысленную фразу, погрузилась в задумчивость, явно расстроенная.

— Наблюдается легкая сердечная недостаточность, — поспешно проговорил врач, — но это совсем не опасно. Уверяю вас. И все же, — продолжал он, — лучше бы сделать в доме лифт. Что вы на это скажете?

Миссис Хартер еще больше помрачнела. Доктор Мейнел был, напротив, доволен собой. Он вообще любил иметь дело с богатыми пациентами, ибо тут, что-то рекомендуя, он мог дать волю своему воображению.

— Да, лифт, — повторил доктор Мейнел, пытаясь придумать что-нибудь еще более обескураживающее, но ничего придумать не смог. — Так мы исключим чрезмерные нагрузки. Вам полезны ежедневные прогулки — но никаких подъемов. И побольше развлечений. Нельзя замыкаться на своей болезни.

В разговоре с племянником старушки Чарлзом Риджвеем доктор высказался более ясно.

— Поймите меня правильно, — сказал он. — Ваша тетя может прожить долгие годы, возможно, так оно и будет. Но какой-нибудь шок или эмоциональное возбуждение могут сразу же убить ее! — Он прищелкнул пальцами. — Она должна вести очень размеренную жизнь. Никаких нагрузок, никакого переутомления. И уж конечно, ей противопоказаны отрицательные эмоции. Ее необходимо отвлекать от печальных мыслей.

— Отвлекать, — задумчиво повторил Чарлз Риджвей. Чарлз был вдумчивым юношей. К тому же он был предприимчивым юношей, который не привык отступать перед трудностями.

В тот же вечер он предложил установить в доме радио. Миссис Хартер, и без того расстроенная перспективой установки в доме лифта, всячески сопротивлялась его затее. Но Чарлз был непреклонен.

— Не нравятся мне эти новомодные штучки, — жалобно причитала миссис Хартер. — Видишь ли, там ведь волны.., электрические волны. Они могут на меня плохо подействовать.

Чарлз мягко и чуть назидательным тоном стал ее переубеждать, доказывая всю абсурдность ее страхов.

Миссис Хартер ничего не знала об обсуждаемом предмете, но, поскольку отказываться от своего мнения было не в ее характере, она никак не соглашалась.

— Ох уж это электричество, — боязливо пробормотала она. — Ты можешь говорить что угодно, Чарлз, но ведь многие люди действительно ощущают электричество. У меня перед грозой всегда дикие головные боли. — И она торжествующе кивнула головой.

Чарлз был терпелив и не менее упрям, чем его тетушка.

— Милая тетя Мэри, — сказал он. — Позвольте разъяснить вам суть дела.

И он прочел ей целую лекцию. Об электронных трубках, эмиттерах, усилителях, высоких и низких частотах, о транзисторах и конденсаторах.

Миссис Хартер захлестнул поток незнакомых и непонятных слов, и она сдалась.

— Ну, конечно, Чарлз, — бормотала она, — если ты действительно считаешь…

— Моя дорогая тетя Мэри, — с жаром продолжил Чарлз, — это то, что вам нужно. Это спасет вас от хандры и вообще взбодрит.

Вскоре был установлен лифт, предписанный доктором Мейнелом, и это чуть не отправило бедную леди на тот свет, поскольку она, как и все старушки, очень боялась появления в доме посторонних, которые, как ей казалось, только и норовят украсть фамильное серебро.

Вслед за лифтом появилось и радио. И миссис Хартер оставалось только созерцать этот, по ее мнению, отвратительный предмет — огромный нелепый ящик с кнопками и ручками.

Потребовался весь энтузиазм Чарлза, чтобы заставить ее смириться с приобретением. Зато сам он, с азартом крутя ручки и разглагольствуя, был в своей стихии.

Миссис Хартер тихо сидела в кресле с высокой спинкой и вежливо внимала племяннику, в глубине души оставаясь при своем мнении: все эти новомодные штучки — абсолютная чушь.

— Слышите, тетя Мэри, мы поймали Берлин! Разве это не замечательно? Вы слышите диктора?

— Я не слышу ничего, кроме шума и треска, — отвечала миссис Хартер.

Чарлз продолжал крутить ручки.

— Брюссель, — радостно провозгласил он.

— Неужели? — равнодушно проговорила его тетя. Чарлз снова начал крутить ручку, и в комнате раздался жуткий вой.

— Теперь мы, должно быть, попали на псарню, — заметила миссис Хартер. Она всегда была остра на язык.

— Ха-ха, — рассмеялся Чарлз, — раз вы шутите, тетя Мэри, значит, все в порядке.

Миссис Хартер не могла не улыбнуться. Она была очень привязана к Чарлзу. Несколько лет с ней жила племянница, Мириам Хартер. Она собиралась сделать ее своей наследницей. Но Мириам в конце концов разочаровала миссис Хартер. Очень уж она была нетерпелива и явно тяготилась обществом друзей миссис Хартер. К тому же, как любила повторять миссис Хартер, «она вечно где-то болталась». В итоге связалась с молодым человеком, которого ее тетя никак не могла одобрить. Мириам была возвращена матери с короткой запиской, как некачественный товар. Она вышла замуж за своего молодого человека, и миссис Хартер обычно посылала ей в подарок на Рождество носовые платки или салфетки.