Пес, который взломал дверь - [28]

— Холли, — произнесла она, — думаю, ваши зубы удастся спасти.

Если вы решили, что она шутит, смею вас уверить, что мой папа считает фтор основным оружием коммунистического заговора. Мои зубы представляют собой поле боя времен холодной войны. Шарлотта Загер была Горбачевым зубоврачебного дела. Она заставила меня вгрызться в какую-то тошнотворную восковую массу и сказала, что мне позвонят, когда мои отпечатки, необходимые для лечения фтором, вернутся из лаборатории, и ее ассистентка объяснит мне, как ими пользоваться. Затем она поинтересовалась, есть ли у меня собака.

— Две, — ответила я.

— Вам известно, как следует правильно ухаживать за их зубами? — спросила она. — Ведь у них, знаете ли, тоже есть зубы.

В качестве свежего доказательства правомерности этого утверждения можно было предъявить доктору следы от зубов Кими. Но я не стала поднимать руку и демонстрировать шрам. Я сама была в этом виновата, а до некоторых людей не всегда доходит, что Кими это сделала не нарочно. (Я никогда не распространяюсь о том, что если бы она сделала это сознательно, то я бы осталась просто без руки.)

— Я пытаюсь их чистить, — ответила я.

Если вам такое заявление кажется диким, то вы безнадежно отстали в области достижений собачьей гигиены. В наши дни у каждого благовоспитанного и ухоженного Бобика имеется собственная зубная щетка и особая, безвредная при проглатывании зубная паста. Если дыхание у него не слишком свежее, то ему в пасть впрыснут жидкость для полоскания десен, а при особо удачном стечении обстоятельств дадут погрызть тонкую вощеную зубочистку в форме косточки.

— А регулярная профессиональная чистка зубов проводится?

— Нет, — призналась я. — Обе собаки еще молоды, и зубы у них хорошие, да и рисковать, по-моему, не стоит: все-таки это общий наркоз.

А теперь внимание: историческое событие. Клянусь, я впервые в жизни собиралась произнести вопрос, который раньше для меня просто не существовал. Слова застревали у меня во рту, заглушая тягучий привкус воска:

— М-м-м… А почему мы заговорили о собаках?

Моей собеседнице этот вопрос странным не показался.

— У меня сын ветеринар.

«И он тоже всегда спрашивает своих пациентов о состоянии зубов их хозяев?» — хотела было спросить я, но вовремя передумала.

— Неужели? Как его зовут? Один мой близкий друг тоже ветеринар.

— Дон, — ответила она.

— Загер?

Доктор кивнула.

— Он работает в наших краях?

— В Ньютонвилле, — ответила она, — на Вашингтон-стрит.

Желая удовлетворить свое любопытство, домой я возвращалась окольным путем. Недалеко от перекрестка с Уолнат-стрит стоял ветхий двухэтажный домик с занавесками на окнах, выходящих на дорогу, и свежевыкрашенной белой вывеской, где рядом с контуром шотландского терьерчика было выведено «Дональд М. Загер, ветеринар». Приземистое строение выходило на Массачусетс-пайк, на котором построен Стар-маркет. Я почему-то сразу же вспомнила слова Роз Инглман, что Ньютон вовсе не такой, каким его многие представляют. Насколько мне известно от Стива, который всей душой ненавидит деловую сторону своей профессии, даже ветеринар с самым распрекрасным дипломом и сверхъестественными акушерскими данными должен твердо зарубить себе на носу, что хозяева его пациентов перво-наперво обращают внимание на внешнюю сторону дела, хотя самим пациентам на это, возможно, и наплевать. Клиника Дональда Загера скорее походила на дом, где вам погадают по руке или на картах, но вовсе не на то место, где вы с легким сердцем позволите кастрировать вашего пса или же избавить от блох киску.

Глава 11

— Верни это, — услышала я голос Джеффа, вернувшись домой.

Он сказал это Лии спокойным тоном, но выражение лица у него было обиженным и угрюмым. Из-за влажности, висящей в воздухе, волосы у него закрутились в темно-золотистые кудряшки. Он выглядел как неуклюжий и смущенный ангел с полотен эпохи Ренессанса.

Лиины волосы были старательно заплетены во французскую косичку, правда, ауры золотистых завитков вокруг головы не было. Взгляд у нее был довольный, но губы упрямо сжаты.

— Нет, — настойчиво возразила она. — С какой стати?

Уж кто-то один из них мог бы и поздороваться со мной. Тем не менее я не преминула приветственно блеснуть перед ними своей постстоматологической улыбкой.

Джефф кивнул мне в ответ и пробормотал что-то невнятное. Он выглядел растерянно.

— Ну, мне пора, — сказал он. — До встречи.

— Что произошло? — спросила я Лию, когда дверь за юношей закрылась.

Лия стояла в самой середине кухни в позе упрямого ослика.

— Хотя, возможно, это не мое дело…

— Ничего, — сказала она. — Он просто… Да ладно, чего уж там.

— Черт возьми, он что, заметил розы?

— Да нет же.

— Что тогда?

— Не розы. А кое-что другое.

— Вилли тебе еще что-то прислал?

— Принес.

Я огляделась вокруг, но цветов на кухне не увидела.

— И что же он принес? И почему он вообще приносит тебе всякую всячину? Он ведь даже толком не знает тебя.

— Ну и что?

— Так что он приволок на сей раз?

Она принесла то, что в наше время называлось «комбайном», не знаю, как эту машину обзывают сейчас, — а именно невероятных размеров комбинацию радио, магнитофона и проигрывателя для компакт-дисков с дюжиной разных кнопочек и огоньков, с большими отстегивающимися колонками и способностью за несколько часов сожрать десять батареек. Эта штуковина была даже больше той, что она привезла с собой, и, уж несомненно, наглее.