Пес, который взломал дверь - [26]

— На миру и смерть красна, — сказал Стив.

— Это не так уж далеко от истины. Когда я вижу, что какой-нибудь маламут получил Собаку-Помощника, — а такое и вправду случалось, — я испытываю чувство благодарности к человеку, который доказал, что это возможно, и мне известно, сколько сил ушло на это. Но по послушанию соревнуются миллионы пуделей, и обучать их все-таки не так легко, как говорят. Требуется очень много работы, и, даже если твоя собака действительно хороша, необходимо преодолеть очень серьезную конкуренцию. Для пуделя получить балл ниже ста девяноста или ста девяноста пяти — это уже позор, так, по крайней мере, принято считать, и именно поэтому появляются люди, которые красят задники ботинок под цвет своей собаки.

— Что?

— Это старый трюк. Если ты считаешь, что твоя собака может сесть кривовато, и при этом она черного цвета, ты непременно наденешь ботинки с черными задниками: тогда судье не удастся разглядеть, криво сидит твоя собака или нет. Я этим приемом не пользуюсь, но когда мы с Рауди выступаем, на мне всегда темная юбка, и на мне никогда не будет одежды с какой-нибудь вертикальной линией, с рядом пуговиц, например, или еще Бог знает с чем, так что судье не удастся, посмотрев на эту прямую линию, сравнить ее с посадкой моей собаки. Это вполне законно. Я же не прикрепляю к своему левому бедру кусок сырой печенки.

— Вот это да!

— Тебе весело! А люди и такое делают. Итак, к чему весь этот разговор о собаках? Вот что мне известно о Хедер. Прежде всего, она, зная Роз уже много лет, должна была быть в курсе, что у той имплантирован кардиостимулятор. Я с Роз встречалась совсем не часто, а вот с Хедер они виделись регулярно, потому что обе занимались в Нонантуме. У Роз были проблемы с сердцем, потом она лежала в больнице, потом ей стало лучше, так что Хедер наверняка было что-то известно. Во-вторых, ей это выгодно. Она уже успела придумать мемориальный конкурс, на котором ей предстоит выиграть. Это омерзительно. И наконец, люди, которые живут через дорогу от парка, говорят, что молния там не ударяла. Они были в это время дома. И уверяют, что удара не было. В таком случае что же произошло? Идет дождь. Роз, вероятно, стоит в луже. У нее кардиостимулятор. Она протягивает руку и дотрагивается до ограды, а ограда металлическая. И в этот момент что-то происходит.

— И что же? Похоже, в этом ты еще не разобралась.

— А вот что. Хедер не единственная, кто мог извлечь из этой смерти выгоду, и даже с кардиостимулятором Роз была незащищенной, незащищеннее многих из нас. Пожалуй, это меня беспокоит больше всего. Масса вещей может вывести стимулятор из строя, и у многих людей был на нее зуб. Например, у родственников Джека. Она не была еврейкой, а он женился на ней, и они справили по нему шиву. А после похорон в доме Джека оказалась его сестра, и все ждали приезда его отца, и выглядело все это как семейное воссоединение. Есть у нее и другие недоброжелатели. Один из них этот сукин сын судья Мартори. Знаешь такого? Она написала на него жалобу. И еще люди, которых она обвинила в жестоком обращение с ребенком. Таким образом, выходит, что вокруг было множество людей, которым не доставляло удовольствия видеть ее живой и невредимой.

Глава 10

На следующее утро я проснулась с мыслями о Хедер, Эбби и двойном вождении. Мне кажется, что соревнования по послушанию — это игра, сочетающая в себе элементы гигантской версии бриджа и тщательно разложенного пасьянса. У вас, как и у прочих игроков, есть партнеры, и вашей основной целью является сделать ход получше, но главную игру при этом вы ведете сами с собой. Двойное вождение столь же бесчестно, как карточное шулерство, и так же бессмысленно, как жульничество при игре в пасьянс; хотя легким трюком это не назовешь, особенно если за дело взялась такая сыгранная команда, как Хедер и Эбби.

Рауди спал у дребезжащего переносного кондиционера марки «Хотпойнт». Лежа с закрытыми глазами, я услышала, как он заворочался, и спустя пару секунд почувствовала, что он смотрит на меня. Можно притвориться спящей перед мужем, любовником или даже собственными детьми, но с собакой этот номер не пройдет.

— Доброе утро, дружище, — сказала я.

Он завилял всем задом и скорчил такую гримасу, какую обычно строят маламуты, если им приспичит залаять, как нормальным псам, но они не помнят, как это делается. Потом он тихонечко поскулил, и мне волей-неволей пришлось сдаться и вылезти из кровати. Когда он сделал свои дела, я отмерила ровно один стакан АНФ-30, наполнила им миску Рауди и наблюдала за тем, как он жадно поглощает еду, пока наконец наполовину опустошенная миска не упала на пол. Я стояла на кухне и размышляла о маламутах и евреях, о своей семье и семье Лии, а также о семье Джека Инглмана, иначе говоря, об инсайдерах и аутсайдерах. До этого странного утра я считала, что для потомственных протестантов реакция семьи Джека на Роз и этот смешанный брак непостижимы, но теперь до меня дошло, что отношения между родителями Лии и моими предками были такими, как если бы они справили шиву друг по другу. С точки зрения моих родителей, сложности с Артуром — и с Касси, как только она вышла за него, — не основывались на каких-либо его поступках, на чем-то личном. Все дело было в том, что мы — заядлые собачники, а Артур принадлежит к совершенно другому клану. Все личное недовольство сводилось к категорическому неприятию — он не такой, как мы. Да, не такой. Ну и что с того?