Пес, который порвал поводок - [26]

— Надеюсь.

Индию он оставил дома. Согласно монахам из Нью-Скита, ваша собака должна спать у вас в спальне. Сон у вас в спальне дает псу возможность провести долгие часы отдыха подле вас, вдыхая ваш запах. Эти долгие часы отдыха работают на духовное здоровье пса. Совет монахов доказывает, что они не мошенничают, давая обет безбрачия. Кроме того, они не держат лаек. Спустя примерно полчаса после прихода Стива Рауди задрал голову к потолку спальни и выдал серию щемящих завываний. Мы выставили его на кухню и заперли дверь. Всему есть предел.

Утром я рассказала Стиву о татуировке Рауди и о Маргарет, и он отметил то, что до меня дошло даже прежде, чем я накачала Кевина. Всякому было бы понятно, если бы д-р Стэнтон убил Маргарет. Он берет к себе Рауди. Она опознает Рауди. Она знает о татуировке. Она шантажирует Стэнтона. Он хочет сохранить Рауди и прекратить выплаты шантажистке — и, так или иначе, ненавидит ее. Душит ее. Но, по словам Кевина, никакой борьбы не было.

— Отчего ты считаешь, что она его опознала? Не взял ли он Рауди после того, как она его бросила?

Стив ел яичницу и подогретые сдобные булочки. Это единственный горячий завтрак, который я умею готовить, и, по счастью, таково же представление Стива о настоящей еде. Проведи мы вместе больше времени, показатели холестерина подпрыгнули бы до потолка. Бак познакомился со Стивом в начале октября, когда приезжал в город делать что-то насчет волков для Музея науки. «Стив — правильный парень, — сказал он с одобрением. — Я имею в виду, что он любит рыбалку и охоту». Кроме рыбалки и охоты правильные парни любят на завтрак яйца.

— Маргарет уволили в начале лета, — напомнила я. — Кинг, предположительно, умер в начале сентября. Доктор Стэнтон взял Рауди, по-моему, где-то в начале октября. Или, может быть, чуточку раньше. Знаешь, вполне возможно, она вовсе его и не видела, хотя и могла бы встретить его тут поблизости. Она живет на Эйвон-Хилл. Но на выставке она бы его не увидела. Он ведь Рауди не выставлял.

— И теперь мы знаем почему.

— Теперь мы полагаем, что знаем почему. Никаких бумаг. Черт их дери! Я имею в виду — Стэнтон все равно перестал участвовать в выставках, но мне всего тридцать, и я-то не готова уйти в отставку. И слушай. Когда выступаешь с лайкой в послушании, всякий это считает, знаешь, чем-то вроде шутки. Я имею в виду — всякий говорит: «Гм, это пес своевольный и упрямый». Но Рауди не таков.

— Так достань попросту номер ПДС.

Это значит состоять в Привилегиях по Дополнительному Списку. Номер ПДС позволил бы мне выставлять Рауди по послушанию, но не по экстерьеру и, разумеется, не сделал бы его моим псом.

— Потому что Маргарет могла бы отменить ПДС, когда ей заблагорассудится. Черт возьми, я хочу его сохранить.

— А не кажется ли тебе, что Маргарет не обязательно была единственной, кто мог установить эту связь? Между Рауди и ее псом. Ты, например, установила. Не установил ли и кто-нибудь еще?

— Кто?

— Кто-нибудь, кто видел татуировку.

— Она практически невидима, — сказала я. — Пока не знаешь, что она там.

— Кто был ветеринаром Стэнтона?

— Доктор Дрейпер. Я знаю, потому что в скоросшивателе было свидетельство о прививке против бешенства, оно в библиотеке.

— Я просмотрю историю болезни. Может быть, доктор Дрейпер что-нибудь увидел и сделал запись.

— Не ляпнул ли он насчет этого что-нибудь не то?

— Зачем? Стэнтон был как раз из тех, кто татуирует собаку. Ответственный, знает о татуировках, любит пса. Ты видишь татуировку и заключаешь, что владелец знает о ее существовании. Зачем еще что-нибудь говорить?

— О'кей, просмотри историю болезни. Но не расспрашивай доктора Дрейпера. Ничего никому не говори. Считай, я никогда тебе не говорила. А еще я продолжаю думать, что бумаги у Стэнтона были. Знаешь, AKC не самая подвижная организация на свете. Когда регистрируешь собаку, требуется с месяц, чтобы получить бумаги. Я думаю, регистрация была пройдена, но этого еще нет у них в книгах.

— Принимаешь желаемое за действительное, — сказал Стив. — Я сегодня проверю историю болезни. Мне пора. Я тебе позвоню.

Я приступила к колонке о средствах против рытья. Она была у меня на очереди. Тем временем Рауди начал превращать мой дворик в уменьшенную модель Вердена. В полдень позвонил Стив.

— Я просмотрел историю болезни, — заявил он. — Там ни слова о татуировке, но зато есть кое-что, о чем тебе надо знать. По карте — он давно застрахован от всего, кроме бешенства.

— Это, верно, какая-то ошибка. — Я видела запись д-ра Стэнтона.

— Может, он поменял ветеринара. Так делают.

— Без причины ветеринаров не меняют.

— Ох, в самом деле? — Голос Стива звучал уверенно — человек с опытом.

— Стэнтон должен был сделать какую-нибудь заметку в скоросшивателе, — сказала я. — Тут что-то подозрительное. Когда Рауди обследовали?

— Дай-ка взгляну, — в сентябре. Через год после того, как мы впервые его увидели. И, ох, ты, конечно, подозреваешь, что у него собачий кашель. Немножко раньше, в марте, он прошел пробу на кашель. Она была отрицательная. Ты давала ему таблетки?

Милли мне их вручила. Они были из старомодных — маленькие, розовые, которые дают каждый день с апреля по ноябрь. Они защищали Рауди от кашля, но ни от чего более. Пес, который любит всякого и съест что угодно, — уязвим, даже большой пес, с виду похожий на волка. Стив мог защитить его от чумки, ушного клеща и воспаления легких, но мне предстояло оградить его от человеческих существ.