Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - [90]

– С ума сойти.

На берегу у самого моря выстроилось не меньше пяти сотен сумасшедших в плавках и купальниках, и все они были готовы по команде устремиться в ледяную воду. На нас были зимние куртки. Рождественская пора в разгаре, зима… Мы медленно ехали вдоль берега, но толпа даже не думала редеть, несмотря на то что и паб, и игровая зона остались далеко позади.

– Неудачная затея, – сказал я себе. – Их тут слишком много.

Я так хотел, чтобы в первый раз Наузад погулял на свободе в покое и тишине. Но чем дальше, тем более сомнительным мне это казалось.

Наконец я обнаружил место у самого берега, заехал туда и выключил двигатель. Прямо перед нами стоял счетчик платы за парковку с надписью «Штрафы взимаются 365 дней в году».

– Вот жадные негодяи, – вздыхали мы с Лизой, судорожно роясь по карманам в поисках необходимых восьмидесяти пяти пенсов.

Мимо нас нескончаемым потоком шли люди, я не верил своим глазам. Мамы с папами тревожно следили за своими чадами, гоняющими на новеньких велосипедах или роликах, парочки прогуливались в обнимку, молодежь играла в мяч на влажном песке, и повсюду бегали собаки.

Сюда совершенно не вписывался афганский бойцовый пес с обгрызенными ушами.

– Черт, и правда неудачная была затея, – вздохнул я.

– Не самая лучшая, должна признать, – согласилась Лиза.

Мы забрали Наузада и Тали из карантинного центра в канун Рождества после шестимесячного заключения. На улице было влажно и сыро, и мне сразу вспомнилось наше прошлое Рождество в Афганистане.

Дел было по горло: мы обустраивались в новом доме, на новом месте. Не по собственному выбору, понятное дело, но служба выбора не оставляет. Это жилище тоже было временным. В армии нет ничего постоянного, нас запросто могли отправить куда-то еще в любой момент, без предупреждения.

Груды коробок, чемоданов, рюкзаков и сумок громоздились в прихожей в ожидании, пока дойдут руки все это распаковать. Я понятия не имел, когда мы будем этим заниматься, но Лиза была полна энтузиазма.

Почти все сотрудники карантинного центра вышли провожать Тали и Наузада. Кажется, кто-то даже украдкой утирал слезы.

За полгода Тали и Наузад впервые оказались на улице. Не знаю, кто был в большем восторге по этому поводу – они или мы. Затащить их в машину, чтобы ехать домой, удалось только через полчаса, а до этого собаки таскали нас по всему парку, обнюхивая каждый куст. Мы не сопротивлялись, они это заслужили. Наузад-то и вовсе провел взаперти или на привязи последние тринадцать месяцев.

Оба пса с восторгом рыли землю, гонялись за новыми запахами, но вот наконец Наузад подошел и потоптался мне по ногам, а я потрепал его по башке. Теперь можно было уезжать.

Когда наши афганцы повстречались с Бимером и Физз, никто не проявил особого интереса. Они обнюхали друг друга и разошлись с видом полного равнодушия. Наузад, конечно, был в наморднике, но теперь эта предосторожность выглядела излишней.

Сегодня Физз и Бимер тоже поехали с нами. Стоило им увидеть пляж и собачьи орды у моря, как они принялись скулить, скрестись и проситься наружу. За них можно было не волноваться, я точно знал, что они не сбегут. Но я беспокоился о Тали и еще больше о Наузаде.

Я оглянулся на заднее сиденье, где они сидели, каждый в своей клетке-переноске. Физз и Бимер расположились на свободе между ними.

– Наузад, мы на месте. Постарайся вести себя хорошо, приятель, – сказал я.

Он сидел смирно, дожидаясь, пока его выпустят, и он сможет познать еще больше запахов этого странного нового мира.

– Готова? – спросил я Лизу.

– Нет, – ответила она, вышла из машины и подошла к задней двери машины.

Физз с Бимером тут же принялись толкаться мордами, соревнуясь, кто первым выпрыгнет наружу. Афганские собаки поскуливали, царапая клетки.

Наузад покорно стоял, пока я надевал на него всю положенную экипировку. С ним, по крайней мере, я хотя бы гулял по базе, а вот Тали никогда не гуляла на поводке. Рисковать никто не собирался, поэтому ее тоже ждал намордник, ошейник и поводок.

Волны бились о берег, капли морской воды и мелкие клочья пены разлетались повсюду. Я сел на здоровенный камень, обкатанный постоянными отливами и приливами.

После получасовой прогулки вдоль подножия сланцевых утесов Наузад наконец прекратил натягивать поводок что было силы и спокойно пошел рядом со мной.

Сейчас он лежал у моих ног, свернувшись в клубок и глядя на море. Мне кажется, он до сих пор пытался понять, что такое эти мелкие пенные волны. Тали все еще носилась на поводке вокруг Лизы, которая, в свою очередь, гонялась за Физз. Бимер радостно нарезал широкие круги, чтобы не упустить никого из виду.

Я погладил Наузада по голове, прислушиваясь, как свистит ветер по песку. Он повернулся ко мне. Его глаза все еще были полны печали, но я не видел ни тревоги о будущем, ни страха от того, что он оказался в новом, незнакомом месте. Мне кажется, он понимал, что ничего хуже, чем было в прошлом, жизнь уготовить ему уже не может.

Я взглянул на море. На горизонте было пусто – только гребни волн, насколько хватало глаз, да парящие чайки.

Мыслями я вернулся в Афганистан, в Наузад, и почему-то вспомнился курчавый, улыбающийся Рози. Вспомнилось, как мы сидели на крыше кухни, болтая обо всем и ни о чем, не понимая ни слова из того, что болтает другой. Может, оно нам было и ни к чему. Мы дружили. И этим все сказано.