— А припасы-то кончаются, — напомнил Дракил.
— Я знаю, — ответил Эвдор.
Воистину Аристид прав: ожидание слишком затянулось и у всех уже давно пройдена граница терпения, однако Эвдор не видел причин обвинять людей Митрофана в медлительности. Наварху совсем не улыбалось соседство с пиратами и он рад был бы избавиться от них, да вот Агрон, к которому Митрофан послал легкую эпактиду сразу же после разговора с Мышеловом, не торопился принимать решение. Эпактида вернулась через два дня, хотя до крепости Молосса на Черной Керкире можно добраться до заката, если выйти в полдень. Еще пять дней прошли, вернее, проползли, в совершенном безделье. Митрофан укрепился на берегу глубокой бухты, соединенной с морем узкой горловиной, но пиратов туда не пустил и они разбили временный лагерь в западной оконечности острова.
Среди людей Эвдона не нашлось ни одного стрелка, поэтому еще во время стоянки на мысе Тенар, в постоянном лагере наемников и пиратов, который за несколько веков превратился в настоящий город, Мышелов подсуетился и приобрел у тамошних торговцев оружием несколько луков с парой сотен стрел к ним. Несколько человек, вооружившись ими, отправились добывать диких коз, однако большого успеха не имели: понтийцы давно уже распугали всю дичь в этой части острова. Повезло только одному ионийцу из команды "Актеона", да еще Койон обул в кости какого-то лопоухого пастуха, обрядившись в штаны и овчину-безрукавку. Теперь он сам стал неотличим от варваров.
Эвдор вновь отправился к Митрофану, а вернулся, ведя в поводу двух ослов, навьюченных мешками с мукой.
— Это в честь чего такая щедрость? — спросил Аристид.
— Просто среди его людей есть кое-кто, кого при царском дворе выслушают с куда большим вниманием, чем самого Митрофана. Я этого человека знаю, а он нет. Это нашего дорогого наварха бесит, но вынуждает дружить со мной. На вот, соль еще.
— Лучше бы вина привез, — недовольно буркнул Аристид.
— На "Меланиппе" еще осталось.
— Кончится скоро. Как без вина-то?
— Не ной. Зато с хлебом будем, — Эвдор усмехнулся, — купим у пастухов козу, из молока масло сделаем.
— Тьфу ты, — сплюнул Пьяница, — все тебе шуточки. Жопа слипнется от твоего масла. Без вина я тут сдохну...
На восьмой день остроглазый Дракил увидел парус, бегущий с северо-запада. Небольшое судно обогнуло причудливо изрезанную бухтами западную оконечность Мелиты и скрылось из виду, а спустя несколько часов в лагере появился верховой. Понтиец подъехал к Эвдору, вышедшему навстречу, и без предисловий заявил:
— Агрон будет ждать тебя в Мешке, через два дня.
Произнеся это, посланец развернул коня, толкнул его бока пятками, и потрусил прочь.
— В каком еще мешке? — крикнул ему в спину Идай, — ты чего мелешь?
Понтиец не удостоил его ответом.
— Мешок — это бухта, — объяснил Эвдор, — в северо-восточной оконечности Черной Керкиры. Называется так, потому что похожа на мешок.
— И как мы сразу не догадались, — хмыкнул Дракил.
— Не понимаю, — удивился Койон, — как должна выглядеть бухта, чтобы ее прозвали мешком?
— Ну, она глубоко врезается в сушу, — объяснил Эвдор.
— Так это надо каждую вторую бухту так звать.
— Горловина у нее узкая.
— А что, на Черной Керкире нет больше глубоких бухт с узкой горловиной?
— Ага.
И вот, спустя два оговоренных дня, нос "Актеона" гулко ткнулся в галечное дно, не дойдя до берега с десяток локтей. Эвдор, придерживая рукой перевязь с мечом, спрыгнул в прибой.
На берегу ждал высокий, крепкого сложения муж. Чуть поодаль держалась свита, около двадцати человек.
Сказать по правде, обликом Агрон не очень-то напоминал молосских волкодавов, давших ему второе имя. Сходство здесь не во внешности: псы эти столь грозны и велики, что им нет надобности рычать и скалить зубы, дабы напугать врага. Достаточно лишь обозначить свое присутствие. Огромный молосс добродушен и спокоен, но волка способен придушить, как кошка мышь. В этом смысле Агрон соответствовал своему прозвищу безукоризненно.
Он носил кожаные штаны и безрукавку. На плечах фракийская шерстяная накидка — прямоугольный отрез с дырой для головы посередине, отчего длинные полы этого "плаща" непривычно для эллинов свисали по бокам, открывая спину и грудь. На руках золотые браслеты, на шее серебряная гривна-торквес, длинная борода заплетена в тонкую косичку, а волосы перехвачены кожаным шнурком, усеянным золотыми заклепками.
Воины свиты, одетые сходно, большей частью не имели доспехов, что пиратов впечатлило.
"Это вас, киликийских голодранце, опасаться? Вот еще".
Эвдор вышел на берег. На фоне Агрона он смотрелся совсем непредставительно. На теле простой хитон. На голове неизменный платок. Добродушный простак.
— Боте юай бурион, слев тиутан Агрон.
Молосс помолчал немного, разглядывая Мышелова, и сказал по-гречески:
— Ты стал хуже говорить по-нашему. И дом мой не здесь. Мира ему пожелаешь позже.
Он говорил чисто, не коверкая слова.
— Пять лет не был в ваших краях, — ответил Эвдор, — забыл почти все слова, слев тиутан.
— Кое-какие помнишь, как я погляжу, — хмыкнул иллириец, — хитер, как прежде.
— Разве твои люди именую тебя иначе?
— То — мои. А вот римляне зовут меня варваром. Но еще придет день, когда я из их уст услышу слова: "gloriosus rex".
