Пес и волчица - [40]

Как заведено у квиритов с их богом, Наилучшим, Величайшим? "Я даю, чтобы ты дал". Все просто и понятно. Так и они с другими поступали. "Я тебя ловить не стану, но ты в сундук немножко положи".

Вот и сидит себе, никем не тревожимый пират Агрон на острове, что всего в одном дне пути от стоянки флота наместника Македонии. И все об этом знают. И никто пирата Агрона не ловит. Более того, даже если поймают (случайно, вдруг пират настолько обнаглеет, что сам в гавань Диррахия придет), крест ему совсем не обязателен.

Пираты грабят и делятся. Всем хорошо. Идиллия. Плохо только купцам. Ну что тут сделаешь, мир не совершенен...

Так продолжалось многие годы, пока в срок наместничества пропретора Гая Сентия не случилась неприятность в виде тридцати понтийских триер, под командованием наварха Митрофана пожаловавших в воды Адриатики.

Царь Митридат Эвпатор решил немножко пощекотать врага ножичком в подбрюшье. Иллирийские пираты царем не были прикормлены, в отличие от киликийских, но Митрофан сей недостаток устранил звоном серебра. И начались для римлян черные дни.

Бруттий Сура, полководец наместника, сбился с ног, пытаясь отразить наступление понтийцев на суше и на море. В самом начале войны ему сопутствовала удача: у берегов Беотии он с небольшим отрядом, численно уступая понтийцам в несколько раз, атаковал караван транспортных судов, везущих подкрепления к Архелаю под конвоем легких триер-афрактов. Не ожидая такой дерзости, понтийцы опешили, а римляне быстро пустили на дно большой транспорт с тремя сотнями воинов и пытавшуюся защитить его триеру. Митрофан отступил. Римляне не смогли преследовать парусники, которые оторвались от них, пользуясь преимуществом в ходе с попутным ветром.

После этого сражения наварх получил царский приказ, переместиться в Адриатику. У Суры успехи кончились, дела шли все хуже и хуже, но от разгрома его спас Сулла. Митрофан должен был помешать переправе войск Луция Корнелия, но не сделал этого, помня, каких тумаков ему умудрился надавать полководец Гая Сентия практически голыми руками. Так из-за трусости своего наварха Митридат упустил шанс исключить из игры или хотя бы существенно ослабить Суллу. Боевых кораблей у того не было, лишь неповоротливые плоскодонные транспорты, перевозившие легионы. Если бы Митрофану сразу хватило ума подружиться с иллирийцами...

Впрочем, наварх оказался не совсем безнадежен. Союз с пиратами он, хоть и с опозданием, но заключил... чтобы опять упустить победу.

Вторая римская армия, ведомая консулом Валерием Флакком, переправлялась в Македонию, не дожидаясь благоприятной погоды. Нептун-Посейдон в последние дни зимы разгонял стада своих коней особенно свирепо, в равной степени мешая и римлянам и понтийцам. Митрофан, благодаря лазутчикам в Брундизии, знал о готовящейся переправе, но выходить в море не решался. Он знал, что если и Флакка упустит, то самое время беспокоиться о своей шее: Митридат скор на расправу и способен снять голову за меньшее. Может боги будут милостивы и римляне сами потонут, избавив его от забот? Кабы знать наверняка...

Все же пришлось ему немного повоевать. В штормовом море искать врага не просто, но тут понтийскому наварху помогли иллирийцы. Пираты здешних волн, подводных скал и мелей не слишком опасались, ибо знали их, как свои пять пальцев. Корабли Флакка разметало бурей, и часть из них Митрофан успешно отправил на дно возле устья Дрилона. Меньшую часть. Это, однако, не помешало ему послать голубиной почтой победное донесение царю.

К лету понтийский наварх, почуяв, что вал железа и крови откатился на восток и про него все позабыли, осмелел и показал римской эскадре в Диррахии, где зимуют раки.

В начале осени Лукулл на востоке с упоением в хвост и гриву драл Неоптолема, а на западе Митрофан чувствовал себя в полнейшей безопасности. Деятельность его ничем не отличалась от обычных занятий новообретенных союзников. Иллирийцы, усилившись тридцатью понтийскими триерами, вконец обнаглели и сходили до Италии, успешно грабанув Сипонт. Митрофан остался зимовать на острове Мелита, недалеко от Черной Керкиры.

К зиме силы наварха еще немножко увеличились. Кое-кто пришлепал сюда аж от самого Лекта Троадского.

От Тенедоса Эвдор и компания направились прямиком на запад, укрывшись в одной из небольших уютных бухточек, образованных потоками лавы на южном берегу Лемноса, обители бога-кузнеца Гефеста и прародины амазонок. Здесь, переведя дух после шестичасового перехода на веслах со встречным ветром и сильным боковым течением, пираты, сцепив корабли бортами, принялись совещаться, что делать дальше. Вожди и кормчие, а также кое-кто, пытавшийся всеми силами пробиться в их круг, становившийся все более закрытым, собрались на корме "Актеона".

— Куда теперь, Эвдор? Рвем когти в Киликию?

— Думаешь, там безопасно?

— А разве нет? — удивился Аристид, — неужели ты думаешь, что Лукулл в ближайшее время туда дотянется?

— Рано или поздно, дотянется.

Аристид фыркнул.

— Уж точно не этой зимой. Встанет где-нибудь поближе к Сулле.

— И все же я не хочу идти в Киликию, — покачал головой Эвдор.

— Почему?

— Через месяц там народу будет — не протолкнуться. А я люблю простор.