Пёс - [8]

— Ты даже не знаешь, что такое настоящий мужчина! — прохрипел Роктор, теряя голову от бешенства. — Или ты предпочитаешь своего собачьего дружка?

Страх и ярость пересилили стыд. Она отчаянно закричала и почти сразу же грохот дверей в разных концах галереи, подобный выстрелу дуплетом, разорвал тишину.

Роктор вскочил и затравленно огляделся. Бежать ему было некуда — из дальней двери на него глянуло перекошенное яростью лицо Барклая, но не он испугал его, а король, ворвавшийся из противоположного конца галереи на крик сестры и вытаскивающий шпагу.

— Что здесь происходит? — чересчур спокойно поинтересовался он, подходя. От его тона у Роктора подкосились ноги.

Ответа не требовалось, достаточно было взгляда на разорванную одежду и застывшее лицо принцессы.

Следом за мужем вбежала королева, и, сразу поняв, что произошло, бросилась к Беренике, обняла ее — словно ребенка закрыла своим телом. На Роктора она даже не взглянула.

— Закройте двери! — рявкнул король, заметив любопытные лица.

Затем он отстегнул плащ и бросил его на пол. Кончик его шпаги брезгливо дотронулся до перевязи Роктора. Королева с ужасом подняла глаза на мужа, но не сказала ни слова.

— Нет! — раздался полный такой боли и ярости крик, что даже король вздрогнул и обернулся.

Барклай стоял позади него, и верхняя губа его по-собачьи подергивалась, оскаливая белые клыки, а карие глаза горели ненавистью.

— Позволь… мне… — прорычал он, и было видно, что человеческие слова впервые с тех пор, как он узнал их, даются ему с трудом. Сейчас он мог броситься на Роктора, чтобы зубами разорвать его на куски, если бы не напоминал себе ежесекундно, что стал человеком.

И король понял это. Он молча отступил и отдал свою шпагу Барклаю. Королевскую шпагу — кому?!

Осознав это, Роктор побледнел. Внезапное бешенство, вызванное близостью заманчивой цели, уже покинуло его, и он начал рассуждать расчетливо, как и всегда. Сейчас он не мог надеяться на прощение короля — слишком свежа еще рана, нанесенная самолюбию брата. Но одно дело быть в опале или в тюрьме по его указу, и совсем другое — драться с ним на дуэли! Роктор был уверен, что поединок будет продолжаться до первой крови. Естественно, это была бы его кровь, и если будет нужно, он поддастся королю с целью заиметь рану как можно более устрашающую внешне и безопасную для жизни. Король милостив и справедлив, он не станет добивать раненого, ограничившись опалой или заключением. Однако, раз драться будет королевский щенок, он, Роктор, останется честен. Убив Барклая в честном поединке — а то, что его придется убить, становилось ясно, стоило только взглянуть на это искаженное звериным оскалом лицо — он исчезнет на несколько лет, канет в небытие, в крепость ли, под арест — не имеет значения. В конце концов, женское сердце — не камень. Несколько слезных раскаяний принцессе, несколько умело составленных писем королеве… Он молод, умен… Он найдет способ вернуться! И отомстить.

Роктор выхватил шпагу, скинул камзол, оставшись в одной рубашке, и изящно отсалютовал королю. Мысль оказать вежливость противнику даже не пришла ему в голову.

Барклай, впервые держащий настоящий клинок, попытался взять себя в руки. Ощущение от смертоносной стали было совсем другим, нежели от теплого и легкого дерева. Король, заметив его колебания, уже пожалел о своем решении, как вдруг Барклай глянул на него и точно повторил движение Роктора. Отсалютовав хозяину он, мгновение подумав, приветствовал и противника взмахом поднятой шпаги. Тот только презрительно улыбнулся и… сделал неожиданный выпад. Левое плечо Барклая окрасилось кровью, но он отскочил в сторону и принял стойку — так, как его учили.

Лязгнула сталь. Засверкали клинки. Береника подняла голову.

Роктор, искусный дуэлянт, часто задевал противника, но не торопился убивать. Ему казалось, он может сделать это в любой момент. Однако время шло, а тот — то тут, то там окрашенный в красное — не уставал и не открывался для решающего удара, неутомимо выделывая такие прыжки и кульбиты, какие и не снились опытному фехтовальщику.

Барклай не торопился нападать. Царапины, полученные в поединке, не тревожили его, ведь он на своем опыте знал поговорку о собаке, на которой все заживает. Он внимательно следил за Роктором, ища слабые места в его обороне, а тот, обрадованный отсутствием сопротивления, развивал молниеносные атаки одну за другой, теряя силы. Но Барклай пока только отбивал удары или ловко уклонялся от них — больше шпага Роктора не коснулась его ни разу. Когда противник снизил темп, чтобы передохнуть, Барклай неожиданно бросился вперед и впервые ранил его. Белая ткань изящной рубашки сейчас же потемнела и взмокла кровью. Еще несколько чувствительных уколов привели Роктора в бешенство. Лицо же его противника, чем дальше, тем более становилось спокойным: морда собаки больше не проглядывала сквозь него, но и король и Роктор, искушенные в дуэлях, видели в нем нечто гораздо более страшное — невозмутимую маску смерти.

Роктор запаниковал и сделал несколько ошибок. Ярость, бурлившая в сердце Барклая, более не позволяла ему медлить. Зная, что не выполнит приказ, он все же взглянул на короля, ожидая, что тот подаст знак прекратить поединок. Но тот, холодно выпрямившись, сузившимися глазами следил за его противником. Береника же, кутаясь в плащ, заботливо поданный королевой, смотрела на Барклая. И, встретившись глазами с ее затравленным взглядом, он зарычал от боли и мощно ударил снизу вверх. Роктор вскрикнул — в глазах его промелькнуло удивление — и рухнул на пол.