Первый толчок - [10]

Что нужно женщине для счастья? Хороший муж, хороший сын, хороший дом… А пальцы Сенем все шарили и шарили по груди и тосковали, натыкаясь на пустоту.

* * *

Засыпал Касум с мыслью о сенокосе и проснулся с той же мыслью. Все ли он предусмотрел? До сих пор сенокос шел на ближних участках, с сегодняшнего дня предстояло отправиться на дальние луга 1. Все ли придут? Подадут ли вовремя машины?. Главное же, беспокоило его то, что не успел он из–за этой треклятой колонки договориться с Гасаном. А без школьников бригаде придется туго.

Забота о сенокосе вытеснила даже мысль о неисправной колонке, которая последнее время постоянно занимала Касума. Он понимал, что, сделав вчера вечером сток для воды, проблемы не решил. Вода–то все равно бежит!

Только–только начало светать, в домах зажигались огни, и по этим огням Касум, стоя на своем косогоре, как полководец на командном пункте, окидывал взглядом Гарагоюнлу, определяя по свету из окон, кто собирается нынче на сенокос, а кто продолжает досматривать сны. Больше всего порадовало его то, что вспыхнул свет и в доме Солтана. По правде говоря, Касум не надеялся на соседа, а вот поди–ка. И совсем уж неожиданностью оказался ласковый голос Солтана:

— Ну что, дурачок? Есть хочешь? Сейчас, сейчас, не толкайся. На весь день ухожу, один остаешься. Не скучай.

Касум ушам своим не поверил; с кем же это он так?

Через мгновение все стало понятным: раздалось благодарное собачье повизгивание. Сирота! Бригадир даже головой покачал, удивляясь своей недогадливости. С кем еще может так разговаривать Солтан? Только с Сиротой. Недаром говорят, что. собака зачастую похожа на своего хозяина. Пес приблудился к Солтану сразу, как только тот вновь объявился в Гарагоюнлу, а до этого никто его не видел и никто не знал, откуда он. Был Сирота таким же широким в кости, но изможденным, как Солтан, так же сторонился своих собратьев, угрюмо огибая их при встрече. Не жаловал он и людей, только к хозяину относился с великой преданностью, несмотря на то, что Солтан на него, казалось бы, никакого внимания не обращал. Во всяком случае, на виду у других. Выходит, баловал, когда никто не видит…

У Гасана, конечно, все спали. Если бы не Хатын Арвад, бригадир, пожалуй бы, не постеснялся, постучал бы к нему в окошко: «На сенокос, сосед, не собираешься? Ты, кажется, просил в правлении сено для коровы? Тебе помогли и ты помоги!» Но он знал, что ответ на свой вопрос он получит не у Гасана, а у Хатын Арвад, которая помнила наизусть все постановления, где говорилось об особых правах сельских учителей, а кроме того, знала множество ругательств. Так что Касум, простившись с мыслью заполучить, по крайней мере на сегодняшний день, учителя, обратил свой взгляд в другую сторону — на мелькнувший под горой огонек в окне Османа. Сам Осман вряд ли пойдет с косой по лугу — все–таки счетовод; как ни важен сенокос, но счетовод должен сидеть в правлении: вдруг из района потребуют цифры. Значит, Сенем… Хорошие они люди. Сколько лет живут рядом — никаких неприятностей от них, наоборот, всегда готовы прийти на помощь по–соседски. Не то что эти — учитель со своей злой женой и бирюк Солтан. Не могут даже починить колонку; Га–сан, как кенгуру, таскает своих детей к теще и обратно, только этим и занят, а про Солтана и говорить нечего, стал злой, словно чудовище аджаха, которым то и дело стращает всех Меси–мудрец.

Касум и сам не заметил, как вернулся мыслями к колонке. Так что когда вышел из дома Солтан, бригадир, едва поздоровавшись, кивком головы показал, на нее.

— Видишь, что делается, сосед?

— Не слепой, — буркнул в ответ Солтан, не останавливаясь.

— И долго это безобразие будем терпеть?

Худой Солтан шагал широко, размашисто, низенький, полный Касум едва поспевал за ним, хотя спускались они с пригорка.

— А мне она ни к чему! — сказал Солтан. — Хоть совсем ее отключи. Мне ведра воды на неделю — за глаза! Это вам с учителем нужно. Ему машину мыть да детей купать, тебе — огород поливать.

— Грязь же кругом, как в болоте живем.

— Да черт с ней, с грязью.

Солтан не замедлял шаги, и Касум стал отставать, а затем и вовсе остановился, заметив, что решительно не поспевает за ним.

— Погоди, сосед! Солтан даже не ответил.

— Да что же это в мире делается! — рассердился Касум. — Всем на все наплевать! Совсем стыд потеряли.

Колчерукий Наджаф, который в это время вывернулся откуда–то верхом на коне, поинтересовался:

— Что случилось?

— Не твое собачье дело! — огрызнулся Касум.

— С кем ругаешься–то?

— С тобой! — окончательно взвился Касум.

— Да что я тебе сделал?

— Лезешь, куда не просят — вот что! Наджаф пожал плечами:

— Все ненормальные стали, честное слово! Покуда они ссорились, подошел кузнец Меси, которого в селе все звали Мудрецом. Он тоже остановился, спросил:

— Дети мои, чего вы ругаетесь? Наджаф сказал сокрушенно:

— Мир испортился. Баллах, биллах, мир совершенно испортился!

Меси давно уже не работал в кузне, был он старенький, согбенный, ходил с посохом. Вот и теперь — хотел разогнуться, не смог, ткнул, не разгибаясь, посохом в небо.

— Дети мои, откуда солнце всходит?

Наджаф ответил мрачно, лишь из уважения к возрасту Меси, хотя подумал при этом, что тот выживает, видно, из ума: