Первый снег - [9]

– Спокойной ночи, сынок.

* * *

Арс понемногу освоился у Рассвет-Али: он также, как и Рассвет, вставал рано утром, помогал ему собирать в саду опавшую листву, отремонтировал барахлившую систему отопления и даже несколько раз сходил за водой к колонке, когда вода в доме была отключена, правда, это было глубокой ночью, и его никто не видел. Рассвет, поначалу настороженно отнёсшийся к родственнику, немного оттаял и время от времени начинал беспокоить вопросами о дальнейших планах. Вот и сегодня за завтраком Рассвет как бы невзначай затронул эту тему.

– Ну вот, – сказал он, – ты уже неделю у меня. Не думаешь заняться чем-нибудь? На работу устроиться, например.

– А куда я могу устроиться? – озадаченно спросил Арс, помешивая чай. – Ни специальности, ни документов. Загребут сразу. Да и небезопасно это для меня. Если тебе в тягость мое присутствие, то я могу уйти. Я ведь тебе уже говорил об этом, дядя Рассвет, ноги мои уже почти зажили, еще денька три, и я исчезну.

– И куда ты пойдешь? Опять к своим дружкам?

– Нет, конечно, – ответил Арс, – как говорил учитель, у меня есть выбор, и я его сделал – я завязал с прошлой жизнью.

– Что за учитель? – удивился дядя Рассвет. – Неужели нашелся кто-то, кто сумел направить тебя на истинный путь?

Арс задумчиво посмотрел на Рассвет-Али и ответил: «Сидел со мной человек один, школьный учитель. Он мне сказал, что Аллах – самый великий демократ и дает нам право неограниченного выбора вариантов, и какой ты выбрал, те последствия тебя и ожидают. Сначала я ему не поверил, но я много думал над его словами, и могу сказать, что он был прав, когда говорил, что у человека всегда есть выбор, а мое освобождение для меня стало, как бы это сказать, чудом. До него я думал, что в жизни все предопределено, а оказывается, нет. Учитель сказал, что предопределение придумали те, кто не хочет ничего менять в жизни. Я, когда сидел в камере больничной, все время молил Всевышнего, чтобы помог мне, и я думаю, Он услышал мои молитвы и дал мне знак», – вполне серьезно продолжал Арс и, заметив удивленно поднятые брови Рассвета-Али, пояснил: «Ты знаешь, я был в такой тюрьме, откуда выход только один – на кладбище. И так получилось, что человек, который попал в эту тюрьму раньше меня, как-то сломал все это, я даже не понял, как, но я уверен, что это благодаря ему. Я знаю, что не будь учителя – меня бы здесь не было».

– И где этот учитель сейчас? – спросил Рассвет.

– Не знаю, – ответил Арс, – его отпустили на несколько часов раньше. Я хочу его найти, только не знаю, как.

– Странные вещи ты рассказываешь, – удивился Рассвет-Али, – когда я служил в милиции, такого не было.

– В ваше время много чего не было, – ответил Арс, – у вас был черно-белый мир, вернее, черный и красный. Коммунизм строили, да и не построили; я-то молодой был, когда все разрушилось в один миг, а что чувствовал ты, который отдал жизнь за строительство «лучшего мира»?

– Ты знаешь, я уже ничего не чувствовал, – отвечал старик, – я скорее хотел уйти на пенсию и, хотя выслуга лет мне позволяла, но меня не отпускали.

Рассвет-Али хотел еще что-то сказать, но вдруг зазвонил телефон, и он, спешно взяв в руки трубку, стал говорить с женой, которая интересовалась, когда же он, наконец, бросит город и приедет к ней в село, и, судя по изменявшемуся цвету лица Рассвет-Али, было видно, что разговор ему неприятен, и он вынужден оправдываться перед супругой; было слышно, как она выговаривала ему за все неприятные моменты, пережитые ею в период брака, когда она, молодая дура, поверила ему и вышла за него замуж… Дальнейший разговор, видимо, перешел ту грань, которую рассвет считал допустимым для ушей посторонних, и он удалился в дом, продолжая говорить по телефону. Когда он вернулся, Арс уже позавтракал и, развернув стул в сторону двора, наблюдал, как ветер срывает последнюю листву с деревьев и уносит куда-то вдаль. «Вот и я такой же, – думал он, – такой же, как эта опавшая листва: ни дома, ни семьи, ни будущего. В чем же моя вина, что моя молодость пришлась на время перемен? Не смог принять правильного решения?» Он снова вспомнил учителя, и ему мучительно захотелось найти его и поговорить с ним о жизни, вот так, как сейчас, в тепле, сидя за столом, за чашкой чая, наблюдая, как во дворе начинает хозяйничать зима, и он подумал: «Может, и у меня зима в жизни была? Долгая, холодная, без начала и, казалось бы, без конца, пока судьба не привела его в больничную камеру той загадочной и страшной тюрьмы? Сколько же у меня вопросов, на которые я не знаю ответа. Надо найти учителя», – решил он, почему-то пребывая в уверенности, что тот сможет ответить ему на вопросы, которые мучили его.

– Чего задумался? – оторвал его от мыслей вопрос дяди Рассвета, закончившего говорить по телефону и вернувшегося к столу.

– Да так, ответил он, – задумался о жизни. – Думаю, с чего начать.

– С чего начать? Наверно тебе надо еще недельку-другую отсидеться, пока я не справлю тебе документы. И над внешностью надо поработать.

– А что с моей внешностью? – удивился Арс.

– Ну смотри сам, ходишь ты, ссутулившись, немного выдвинув левую сторону вперед, словно сейчас начнешь перебежками пробегать двор. Взгляд настороженный, как у волка, глаза стеклянные и вид человека, постоянно готового к неприятностям. Тебя выкупит первый же патруль. Или ты приведешь за собой хвост, и потом, как здесь водится, будут сутки играть комедию об окружённых боевиках, хотя тебя могли бы взять по дороге, и потом разрушат дом и убьют всех. А потом будут показывать по телевидению и писать в газетах, или, в лучшем случае, пристрелят в городе. Мне это совсем не нужно, – подытожил Рассвет. – Если ты твердо решил начать новую жизнь, то я тебе помогу.