Первый психоаналитик в космосе - [6]

Дед Мороз

Рядом с объявлением стояли жильцы.

— Житья от него никому уже нету. Кошка-то чем ему виновата? — старушка потрясла ручонкой перед мужчиной в мохеровой кепке.

— Уймитесь, мамаша, — поморщился мужчина. — У меня голова кружится.

— Кошка породистая! — старушка убрала руку в карман. — из Болгарии породу привезли… Всякой твари на свете жить хочется… Она же — киска… тварь живая. А вдруг он ее уже умучил до смерти?

— Ерунду, мамаша, не говорите. Он же ребенок, а не зверь.

— Гитлер тоже нормальный родился. А потом пошло-поехало. Начинается с малого, тут лягушку надул, там кошку повесил! — старушка выдернула руку из кармана и снова помогала словам. — И вот, пожалуйста — стал фашист!

— Хватит уже… — мужчина закрыл рот рукой и побежал.

— До Нового года еще вон сколько, а он уже никакой. И-эх, — старушка подняла голову вверх. — Эй! Колька! Сашка Танькину кошку в заложники взял!

Долго звенел звонок. Дверь, наконец, открыли, за ней стояли Коля и Таня.

— Вы чего? — спросил Сашка. — Я спал.

— Родители где? — спросил Коля.

— Ушли в гости. А что?

— Куда кошку дел? — крикнул Колька.

— Какую кошку?

— 3-и-инку! — заплакала Таня.

Колька отодвинул Сашку, пропустил девочку внутрь и прошел сам.

Сашка сидел в кресле, привязанный к подлокотникам. «На руках пиночетовской хунты — кровь тысяч замученных чилийцев…», — бормотало радио.

— Ну что, нашла? — Колька задумчиво смотрел на подушку, в которой были воткнуты иголки с нитками.

— Нету! Нет нигде… — Таня всхлипывала из глубины квартиры.

— Ищи лучше… Саша, в жопе каша, последний раз спрашиваю: где кошка?

— Не знаю никакую кошку!

— Не знаешь… Ага… Ногти грызешь или подстригаешь?

— А что?

— Вопросы здесь знаешь, кто задает?

— Кто?

— Я.

— Головка от руля! — крикнул Сашка и тут же получил леща. — Связанных бить нечестно!

— Грызешь или подстригаешь?

— Бывает, грызу, а что?

— Вот и хорошо.

— Чего хорошо-то?

— Легче будет иголки под ногти засовывать.

— Не имеешь права!

— Увидим. Для начала устроим психические пытки. Насыплем тебе лед в трусы… Пусть тебе девчонка насыплет. Это будет позорней для пацана. Где кошка?

— Не знаю никакую кошку!

— Танька! Тащи лед!

— Зачем?

— Надо.

Кошка свернулась клубком и дрожала. Дверца открылась, в холодильнике вспыхнул свет.

— Зинка! Зиночка!

— Мяу!

Кошку схватили и вытащили из холодильника.

Дверца хлопнула.

Свет погас.

Танька укутала кошку шубой, обнимала и дышала в ее нос теплом.

— Значит, гражданин, мечтали заморозить чужую кошку? Это тебе за фашизм! — Колька дал леща Сашке. — А это за дурака! — Он дал ему еще одного леща. — Кто у нас теперь дурак?

— Чего?

— Скажи: перед лицом своего товарища Николаевой заявляю: Николай Корягин — великий следопыт, а я — дурак!

— Не скажу!

— А если лед в трусы?

— Не скажу!

— Танька! Положь Зинку на диван. Тащи лед!

Танька пристроила на диване кошку и вышла.

— Дедов Морозов не бывает, сынок! — Колька дал Сашке американский фофан.

* * *

…Милиционерша привела Кольку за руку во двор.

— Ну все уже. Дальше я сам дойду.

— Хитрый какой. Я должна сообщить родителям про твои художества.

— Нету родителей дома. Вон моя бабушка сидит.

— Вы бабушка Николая Корягина?

Колька подмигнул старушке на лавочке.

— А как же…

— Должна вас уведомить, что ваш внук, Корягин Николай, поставлен на учет в детской комнате милиции.

— Ну и поставлен, так и ладно.

— Теперь я буду к вам заходить и проверять, как он себя ведет, не проявляет ли садизма.

— Ну и заходите, а что ж…

— Мне кажется, женщина, вы не осознаете, что случилось. Мне кажется, вы меня не слушаете. И, возможно, ничего не передадите родителям.

— Это отчего ж я не понимаю? Вы что думаете — я дура?

— Я не это хотела сказать.

— А я думала, что это! Сейчас пойду к твоему начальнику и скажу, что ваша милицейская вертихвостка пожилую женщину оскорбляет при малолетних преступниках.

— Кто это вертихвостка?

— Ну не я же! А скажи-ка, отчего же это так получается, что Колька — садист, а Сашка Шаповалов, который породистую кошку в холодильнике замучивал — пупсик?

— Про пупсика я не говорила. На Шаповалова сигнала не поступало.

— Вот и выходит, кто скромный — тот садист, а бабушка — дура, а кто из Зинки заживо холодец готовит — тому зеленый свет, лишь бы на него сигнала не поступало. Так, по-вашему, выходит, да?

— Я сейчас вас саму привлеку за оскорбление.

— А вот и привлекайте, чтоб ваш начальник увидел, какие у него дебилки работают!

— Я с вами больше разговаривать не могу. Вот ваш малолетний преступник.

— И нечего тут вообще! Ишь!

Старушка и Коля сидели на лавочке.

— Спасибо, баба Нюра. Вы справедливая. Родителям я в жизни не объясню, что меня ни за что на учет поставили.

— Я, Коленька, потому понимаю, как жизнь, это самое, устроена.

— И как она устроена?

— Ну как… — баба Нюра Мухачева подумала. — Красивым, например везет в любви… А некрасивым, вот как Сашка Шаповалов, везет в деньгах…

Бронислав Петрович молодится

Бронислав Петрович брился утром машинкой.

— Я у тебя поживу несколько дней? — спросил Корягин.

— Да оставайся! Семьи у меня нет, а компании я всегда рад. Только не верю я, что ты ко мне просто так заявился. Чего? Хочешь у меня технику украсть? — Корягин рассматривал музыкальную систему, колонки и цветомузыкальные устройства.