Первый полет - [92]

А теперь гребни холмов возносятся и опадают, будто океанские волны, буквально утыканные домиками, деревьями и даже — о, Господи! — газонами; словом, всеми приметами поселения солидной коммерческой компании, вплоть до школ, магазинчиков и прогулочных зон. Николь попыталась вообразить, каково тут было Йийджеру и Ридли, Кроссфилду и Кинчело[10] в первые сумасшедшие годы, когда они были практически предоставлены самим себе и ходили по самому краю. Затем она обратилась мыслями к последовавшему довольно скоро периоду, когда пилотов хоронили чуть ли не каждую неделю, и задумалась о том, не слишком ли высока была цена познания.

Пока она предавалась раздумьям, солнце совсем закатилось, и день почти угас, напоминая о себе лишь разноцветьем красок над самой линией горизонта, постепенно переходящим в глубокую синеву сумерек. На востоке замерцали звезды, холодный ветер заставил Николь поднять воротник куртки и пожалеть, что под курткой нет ничего потеплее рубашки с короткими рукавами. Вещи остались на борту «Барона», и Бог знает, куда его задевали теперь. С неудовольствием фыркнув, она зашагала через парк к поросшему травой пригорку, на котором особняком стояло неказистое здание. К нему вела дорога, хотя она вроде бы должна быть закрыта для транспорта. Приличный и достойный путь к «Сорвиголовам» лежит через парк. Мимо самолетов. Тогда приходишь на место, проникнувшись ощущением времени и перспективы.

С виду клуб ничем этаким не выделяется — ни снаружи, ни внутри. Потрепанный непогодой, невзрачный, потому что изрядная часть пошедших на строительство материалов была либо подобрана где-нибудь на дороге, либо выпрошена, либо украдена. Его выстроили пилоты, и никто не знал, кто или когда затеял строительство — оно как бы началось само собой, в некий момент, когда… все это и началось. Летчики стали собираться здесь, на пригорке с видом на парк и обширное сухое озеро за ним, потягивая пиво и поджаривая шашлыки, мясо-гриль или гамбургеры, болтая, выхваляясь друг перед другом или беседуя о работе. Затем место пикников обзавелось чем-то вроде стен и навеса, став этаким укрытием от непогоды, выстроенным из всякого непригодного к употреблению хлама. Постройка мало-помалу разрасталась, пока там не появился самый настоящий, без дураков, ресторан. Одним из традиционных элементов, сохранившимся здесь с прежних дней, от развалюхи под прозвищем «У Панчо», осталась стена за стойкой бара, увешанная фотографиями погибших людей и самолетов, погубивших их.

— Слава героям-победителям! — крикнула барменша, едва Николь переступила порог заведения и всмотрелась в сумрак, взглядом отыскивая знакомых.

— Хоть ты-то не доставай!

— За что купила, за то и продаю. Я подхватываю слухи, потому что мне не все равно. К тому же я чертовски тобой горжусь.

Николь приподняла стакан, тостом выражая свою признательность. Сью, едва-едва пяти футов ростом, всю жизнь воевала с собственной фигурой, но никак не могла добиться изящества, требуемого модой. Молва приписывала ей бог весть какие похождения, окутывая ее прошлое покровом романтической тайны, хотя все до единого понимали, что все это бред сивой кобылы, потому что ни один человек не мог пробраться на базу, минуя дотошную проверку службы безопасности ВВС и ФБР. Кое-кто даже полагал, что Сью и сама осведомительница. Она перебралась на запад давным-давно, начав свою карьеру в качестве бухгалтера-бармена, но мало-помалу прибрала «Сорвиголов» к рукам. ВВС были не в претензии, поскольку под ее руководством заведение стало давать приличный доход; клиентам же это пришлось по душе, поскольку она заправляет здесь, как у себя дома, обеспечивая посетителей великолепными кушаньями, раздавая советы, даже если о них не спрашивают, и время от времени помогая разобраться с налогами и бюджетом.

— Голодна? — с ходу осведомилась она у Николь. Увидев ответное пожатие плеч, Сью издала короткий, лающий смешок. — А я-то думала, вы, асы в синих кителях, приучены к решимости.

— День выдался нелегкий, так что ж мне сказать?

Тут Николь облапила пара мощных рук, и басовитый голос пророкотал прямо в ухо:

— Бу-бу-бу!

— Рамси, ну, ты обольстителен, как всегда.

— Когда речь заходит о тебе, лейтик, я не могу удержаться, — отозвался майор, ленивая улыбка и классические черты которого делают его объектом внимания всех встречных женщин, одетый точь-в-точь в такую же кожаную куртку, как Николь. Получив имя от отца, служившего в вашингтонском береговом патруле, а внешность и природную грацию — от матери-тосканки, Рамси Шеридан в общении всегда ухитряется хранить те же спокойствие, небрежность и внешнюю невозмутимость, которые заработали ему славу одного из лучших летчиков-испытателей Центра.

— Ты уже входишь в поговорку, как спасательница жизней и техники, — продолжал он, одной рукой обнимая ее за плечи, а другой принимая бокал с «Пароходным якорем», который налила ему Сью.

— Намек, что я по любому поводу — в кусты?

— Нет, серьезно, Николь, у нас затевается игра, но не хватает человечка до комплекта.

— Прощупываешь почву, Рамси?

— Послушай, я разве спрашивал бы, если бы хотел услышать «нет»? — и он ласково подтолкнул Николь, заставляя слезть с табурета и направиться к столику, где обычная шайка головорезов собралась ради традиционной еженедельной партии в карты.