Первый перевал - [2]

Мастер

Всю ночь вовсю трудились «МАЗы»,

в опоры бил

                   бетонный вал,

и мастер —

                   черт зеленоглазый —

перекурить нам не давал.

Вибратор громыхал сурово,

немела цепкая рука,

но он десятибалльным словом

нас за медлительность ругал.

И, понимая неприличность,

но зная о его судьбе,

двадцатилетнюю привычку

ему прощали,

как себе.

В шестом часу затихли страсти:

лотком застыл бетонный вал,

и черт зеленоглазый —

мастер —

нас трижды всех расцеловал.

Баллада о шофере

Александру Зернову, шоферу

3-го таксопарка г. Москвы

Мне повезло:

шофер был разговорчив.

Лицо,

         как говорится,

                                без примет.

Ему не раз заглядывала в очи,

но отступала

                     фронтовая смерть.

Женат.

Есть сын.

Зовется Николаем.

«В отца призваньем —

тоже за рулем.

Мы из Москвы.

Крестьянам помогаем,

ведь как-никак

                        в одной стране живем!»

И это так прекрасно прозвучало:

«В одной стране»,

читай

«в одной семье»,

что я подумал:

вот оно начало

любви неугасающей к земле!

Ведь о таких:

«Покой им только снится!»

Но им не спится

до тех пор, пока

веселым озерком шумит пшеница

в брезентом крытых

                                 их грузовиках.

Мне повезло:

шофер был разговорчив,

хотя давно не видел тихих снов.

— Фамилию скажи! —

Сверкнули очи:

— Фамилия сезонная —

                                     Зернов!

Стихи о дружбе

Мне нравится дружба мужская.

И как ее ни назови —

суровая или скупая, —

ни в чем не уступит любви.

Я счастлив,

                  что встретил такую.

Под солнцем,

                      под вечной луной

пускай веселюсь

                          иль тоскую,

она —

         моя дружба —

                               со мной.

Пройдя через годы исканий,

окрепнув на тропах крутых,

в забвенье глухое не канет,

Меня не предаст ни на миг.

И солнечней жить мне на свете,

и все одолимы пути

от чувства,

                 что дружбу я встретил,

которую трудно найти.

Солдаты

А. Балину

На Запад

уходил стрелковый полк.

А рядом с ним,

таким суровым,

бежал мальчишка белобровый:

немногим выше

кирзовых сапог.

Он спрашивал солдат:

«Ты — папа мой!»,

ручонками хватал за голенище,

но с каждым рядом

безнадежней,

тише

звучало горькое:

«Ты — папа мой!»

О, этот голос

хриплый и родной,

от частого повтора монотонный!

А под шинелью

бились учащенней

сердца,

            ожесточенные войной.

У каждого

такой же сын иль брат…

С какой печалью

их глаза глядели,

какою нежностью

ладони их гудели,

но пальцы их

впивались в автомат…

Я детство мог забыть,

как сон,

как небыль,

но через годы на меня глядят

глаза солдат,

печальные, как небо,

и небо,

как глаза солдат.

Сосна

Четверть века таится осколок

в корневище могучей сосны,

четверть века во сне невеселом

бьется зеркало тишины.

Если слышишь,

                        как стонет подолгу

вечерами в лесу сосна,

это значит:

                  сырую погоду

нам предсказывает она.

Поклонная гора

Ах, как хотелось насладиться

завоевателю столиц

тем, что российская столица

придет с ключом

                           и рухнет ниц!

Столица золотом сияла,

по-лебединому бела,

колоколами клокотала,

а на поклон к нему

                             не шла.

Минуты были роковые,

пожаром багровел закат,

и испугался вдруг впервые

неустрашимый Бонапарт.

Да!

     Мы встречаем тех с поклоном,

кто в гости —

                     с чистою душой,

но рухнут ниц наполеоны

перед Поклонною горой.

Я говорю вполне резонно!

Ведь согласись,

                         Россия-мать,

что зря зовут ее Поклонной,

а нужно

             Непреклонной звать!

«Такой простор!..»

* * *

Перед памятником героям

1812 года в Смоленске

Такой простор!

Предутренние краски

на небе проступают все ясней.

И доброта приходит без опаски,

и мир и лад уже в душе моей.

И поднимаешься над синими холмами,

и видишь даль могучую окрест,

и говоришь неспешными словами,

и откликается далекий благовест.

И посреди внезапных откровений

вдруг понимаешь в сокровенный миг,

что ты —

              звено великих поколений,

и потому обязан быть велик.

Ты — продолжатель

                                будущего рода,

и человечества судьба —

                                        в твоей судьбе.

И верит беззащитная природа

оратаю и воину —

                            тебе!

Вид на Кунцево

Бери, художник, кисть

                                   и наноси

На полотно отрадную картину:

На первый план —

                             летящую машину;

Что хочешь:

                   грузовик или такси.

А под ее колеса положи

Мазками точными бетонную дорогу,

Которая уходит понемногу

Куда-то вдаль, свершая виражи.

Теперь вот эту землю насели

Прохожими,

Спешащими куда-то,

Березами,

Которые крылаты —

Вот-вот взлетят,

Как голуби с земли.

А в глубине картины проведи

Два-три штриха.

Твои прикосновенья

Пусть обозначат легкие строенья

С жасминными кустами впереди.

И чтоб цвета оттенки обрели,

Сумей скрестить

                          три световых потока.

Один с небес,

Издалека-далека —

                               другой,

А третий —

                 бьющий от земли.

Звонопад

Мне листьев звон

ночами снится.

Он в сердце надолго проник.

Я по озвученным страницам

читаю повести про них.

И я учусь у них,

беспечный,

самоотверженности той,

с какой уходят листья в вечность

из этой жизни золотой.