Первый нехороший человек - [7]

В дверь позвонили без четверти девять, а от Филлипа все еще ни звука. Если он объявится прямо при ней, придется отпрашиваться. А вдруг она по-прежнему выглядит, как человек из банды? А может, почувствует себя ужасно из-за того, что навязалась, и начнет извиняться, как только меня увидит. Когда я отправилась к двери, карта мира отстала от стены и шумно скользнула на пол. Вовсе не обязательно, что это знак чего бы то ни было.

Она оказалась гораздо старше, чем когда ей было четырнадцать. Женщина. До такой степени, что я на миг потеряла уверенность, кто же я сама. За плечом у нее был громадный багровый вещмешок.

– Кли! Добро пожаловать! – Она вошла быстро, словно я намеревалась ее обнять. – В этом доме все разуваются, свою обувь можешь поставить вон там. – Я показала, где, улыбнулась, подождала и показала еще раз. Она посмотрела на ряд моих туфель, разнообразных бурых предметов, а затем на свою обувь, сделанную, кажется, из розовой жвачки.

– Это вряд ли, – сказала она неожиданно низким, хрипловатым голосом.

Мгновение мы просто постояли. Я велела ей подождать, сходила и принесла продуктовый пластиковый пакет. Она бросила на меня враждебно-пустой взгляд, стряхнула обувь и сложила ее в пакет.

– Когда уходишь – не забывай запереть на оба засова, а когда дома, одного достаточно. Если звонят в дверь – можешь приоткрыть… – Я открыла крошечную дверку в двери и выглянула через нее. – …и посмотреть, кто там. – Когда я оторвалась от дверного глазка, она была в кухне. – Ешь что хочешь, – сказала я, рыся за ней следом. – Делай вид, что ты как дома. – Она взяла два яблока и собралась уложить их в сумку, но тут заметила, что одно с бочком, и поменяла его на другое. Я показала ей гладильный чулан. Она закинула конфетку в рот и оставила фантик на душевой салфетке.

– Телика тут нету?

– Телевизор в общем помещении. В гостиной.

Мы вошли в гостиную, и она уставилась на телевизор. Он был не из плоских, зато большой, встроенный в книжные полки. Поверх него лежала маленькая тибетская салфетка.

– Кабельное есть?

– Нет. Впрочем, у меня хорошая антенна, и все местные станции ловятся очень отчетливо. – Не успела я договорить, как она достала телефон и начала что-то на нем печатать. Я стояла рядом и ждала, пока она не глянула на меня, словно бы говоря: «Ты все еще здесь?»

Я отправилась на кухню и поставила чайник. Применяя периферическое зрение, я по-прежнему могла ее видеть, и трудно было не размышлять при этом, не была ли мать Карла очень грудастой. Сюзэнн – высокая и привлекательная, но «секс-бомбой» ее не назовешь, а личность, что сейчас опиралась на диван, это слово в памяти вызывала. И дело было не только в размерах ее бюста – у нее была белокурая, загорелая здоровенность масштабов. Даже, быть может, слегка избыточный вес. Но, вероятно, и нет, а все дело лишь в том, как она носила одежду: тугие светло-пурпурные тренировочные брюки низко на бедрах, несколько маек или, возможно, багровый бюстгальтер и две майки – на плечах толпилось множество бретелек. Лицом она была хороша, но не так, как телом. Слишком широко между глазами и маленьким носом. Некоторый избыток лица и ниже рта. Крупный подбородок. Очевидно, ее черты были лучше моих, но, если рассматривать именно расстояния между чертами, я брала верх. Она могла бы меня поблагодарить; маленький приветственный подарок тоже не стал бы неслыханным. Засвистел чайник. Она оторвала взгляд от телефона и насмешливо вытаращила глаза – дескать, вот так я выглядела.

Когда пришло время ужина, я спросила Кли, не хочет ли она разделить со мной курицу с браунколью на тосте. Если бы она удивилась тосту на ужин, я изготовилась объяснить, насколько проще его приготовить, чем рис или пасту, но он все равно считается зерновым блюдом. Всю мою систему я бы ей сразу выкладывать не стала – по одному небольшому совету за раз. Она сказала, что у нее с собой есть еда.

– Тарелка нужна?

– Могу поесть прям оттуда.

– Вилка?

– Ладно.

Я дала ей вилку и сделала звонок на телефоне погромче.

– Жду важного звонка, – пояснила я. Она глянула себе за плечо, словно высматривая человека, которому это могло бы оказаться интересным. – Когда закончишь – вымой вилку и оставь здесь же, вместе с другими твоими вещами. – Я показала на небольшой лоток на полке, где находились ее чашка, плошка, тарелка, нож и ложка. – Моя посуда – здесь, но она, понятно, сейчас занята. – Я постукала по пустому лотку рядом с ее.

Она уставилась на лотки, затем на вилку, затем вновь на лотки.

– Я понимаю, сперва немного сбивает с толку, поскольку наша посуда выглядит одинаково, но покуда вся она либо используется, либо моется, либо лежит в лотке, трудностей не возникнет.

– А где вся остальная посуда?

– Я так живу уже много лет, поскольку нет ничего хуже мойки, полной грязной посуды.

– Но где она?

– Ну, у меня есть еще. Если, к примеру, захочешь пригласить на ужин друга… – Чем больше я старалась не смотреть на коробку на верхней полке, тем больше на нее смотрела. Она проследила за моим взглядом и улыбнулась.

К следующему вечеру мойка была полна грязной посуды, а Филлип так и не позвонил. Поскольку в гладильном чулане телевизора не было, Кли угнездилась в гостиной вместе со всей своей одеждой, едой и литрами диетической «Пепси» – всё на расстоянии вытянутой руки от дивана, который она оборудовала своей собственной исполинской цветастой подушкой и багровым спальным мешком. Здесь она разговаривала по телефону, писала эс-эм-эс, но в основном смотрела телевизор. Я вернула компьютер в гладильный чулан, сложила раскладушку и засунула ее на чердак. Пока моя голова была по ту сторону потолка, она объяснила, что к нам заходил некто с предложением попробовать кабельное телевидение бесплатно.