Первый миг свободы - [32]

— Кого это вы ищете? — спросила их Марта. Хоть и боялась, а смешно ей стало, глядя на них. — Младший брат у меня погиб на фронте, старший — в плен попал.

— Заткнись! — сказал полицейский. — У баб не одни только братья бывают.

На Марту будто смертным холодом повеяло. «Выдержит ли он там? Хватит ли ему воздуха?» — спрашивала она себя.

Обрыскав понапрасну весь участок, полицейские, злобно ругаясь, пошли к следующему дому. Наконец-то Курт Штайнер смог вернуться в погреб! Ему даже уютно там показалось. Но все время приходилось быть начеку — в любой миг могла нагрянуть новая облава. Курт вовсе пал духом, говорил, что лучше смерть, чем такое мучение. А новой облавы он, мол, не перенесет, попробуй подыши через камышинку.

Марта страстно его уговаривала. Конец войны очень близок, ведь ради него он подвергал себя таким опасностям. Обязательно надо ему дожить до конца войны.

Скоро они узнали, что опять все деревни прочесывают, еще ночью начали.

Марта молила Курта Штайнера решиться еще разок. Ведь сколько раз он жизнью рисковал ради того, чтобы наконец настал мир. Так неужели все это для того, чтоб теперь ни за что ни про что погибнуть, за пять минут до отбоя! И он еще раз поддался на ее уговоры, и опять все сошло гладко, — покуда шел обыск, он дышал через камышинку.

А через две-три недели был взят Берлин. Война кончилась. В доме у Эмрихов оба, и Марта и Курт, то плакали, то смеялись, устроили вдвоем пир в честь такой радости, пили вино, а после легли спать в прохладную белую постель, как настоящие муж и жена, и не пугало их больше тарахтенье моторов.

В окрестности хлынули толпы беженцев, во все дома столько их понабилось, что никто не обратил внимания на Курта Штайнера — он был одним из великого множества пришлых людей. Теперь, когда на сердце у Марты стало спокойнее и прошли все напасти, она ревниво охраняла свои грядки от солдатских сапог и от ребятишек беженцев.

Курт Штайнер улыбался, глядя, как она трудится, как старается сохранить в порядке свое достояние среди всеобщей неразберихи и разрухи. И увидел ее будничную, увидел, как широка она в кости, какое у нее круглое и плоское лицо.

Через неделю он сказал, что ему пора в город, друзей разыскивать.

Марта с головой ушла в работу — так легче было ждать, но он все не возвращался. И вот нежданно-негаданно услыхала она наконец его голос. Он приехал на русской военной машине. Ему удалось разыскать кое-кого из друзей, и он привоз их с собой. Вместе с ним из машины вышли два офицера. Один даже говорил по-немецки и принялся обо всем расспрашивать Марту. Должно быть, Курт Штайнер успел им много порассказать, как он тогда бежал, где скрывался. Вот офицеры и выспрашивали у нее о том, о сем, да так ли оно было, и на все расспросы Марта коротко отвечала им:

— Конечно. Так оно и было.

Офицеры глядели на нее с удивлением, потеплевшими глазами. Потом Курт Штайнер показал закуток в погребе и то место, где он во время облавы прятался с камышинкой во рту. Ничего не утаил, чем был Марте обязан. Она не только ему жизнь спасла, сказал он, а еще все время поддерживала в нем мужество.

Марта слушала молча. Он говорил, будто чужой. А когда она принялась собирать на стол, — запасы-то кое-какие еще сохранились, — Курт Штайнер сказал:

— Что ты! Не надо. Мы сами тебе гостинцев привезли. А нам уже пора.

— Ты тоже уезжаешь? — спросила Марта.

— Конечно. Надо, — ответил Курт Штайнер. — Я теперь в Берлине работаю. Работа у меня хорошая, в новой администрации.

Он погладил ее по голове, как ребенка. Уже уходя, крикнул:

— Скоро дам о себе знать!

Долго прислушивалась Марта к шуму удаляющейся машины. Раньше, бывало, как услышит, что звук мотора стихает вдали, гора с плеч свалится, а теперь наоборот — точно навалилась тяжесть.

Сызмала Марта затаивала от людей свои мысли. Не умела она излить душу. Люди, с которыми сталкивалась по делу, привыкли к ее скрытности. А потому никто и не заметил, что стала Марта еще молчаливее.

Однажды навестил ее Курт Штайнер. Предлагал помочь. Марта ответила ему то же, что говорила всем:

— Да я сама управлюсь.

А когда он вновь горячо заговорил о своей благодарности, она сказала:

— Не надо, Курт.

И не прильнула к нему, когда он на прощание хотел обнять ее.

Возвратился из плена брат Марты. Он стал еще злее и грубей прежнего. Сестра ни разу от него ласкового слова не услышала, все новшества в хозяйстве его раздражали, ничего он не похвалил, только сказал, что дом достаточно хорош. Достаточно хорош, чтоб привести сюда молодую жену из соседней деревни, тоже из приличной семьи. Пришлось Марте уступить брату и невестке лучшую комнату, а самой перебраться в тесную каморку. Молодые помыкали ею. Брат так и смотрел, как бы изменить по-своему все, что Марта сделала в его отсутствие. Так он и поступил, потому что злился на новые налоги, злился, что никак не добьешься прибыли, — теперь ее стали называть «излишками».

Частенько вспоминались Марте объяснения Курта Штайнера, хоть он давно уж не наведывался. Курт Штайнер сказал как-то:

— Такому сколько ни дай земли, ему все будет мало. И на чужую будет зариться. Таким вот и нужна война.