Первый крестовый поход: Зов с Востока - [9]

.

Мысль о том, что Урбан мог бы вдохновить христианское рыцарство Европы подняться, взять оружие и отправиться походом на Иерусалим, во время его избрания показалась бы смехотворной. Несмотря на то что папа внимательно следил за развитием событий в Испании, где мусульмане отступали, единственное, что он мог сделать, – это слать полные энтузиазма письма поддержки и воодушевления кастильским рыцарям{38}. Однако если принять во внимание хрупкость власти Урбана II на родине, то его забота о восточных христианах, возможно, даже искренняя, имела слишком маленький вес и влияние в мире, где папе не удавалось организовать своих сторонников даже в Риме, не говоря уж о Европе. Климент III, напротив, неустанно укреплял свои позиции истинного главы католической церкви. В конце 1080-х годов он отправил огромное количество писем архиепископу Кентерберийскому Ланфранку, пригласив того в Рим, попросив прислать ему дань в пользу папы, которую платят жители Британии («денарий святого Петра»), и предложив свою помощь в разрешении споров среди англичан. Он также призвал короля Англии и епископов оказать помощь матери-церкви{39}. Климент вел переписку с сербами, утверждая назначения духовных лиц и отправив особое одеяние, так называемый паллий, архиепископу Антивари[10]{40}. Он установил контакт с главой церкви в Киеве, столице средневековой Руси, отправив ему послание доброй воли{41}. Он вел себя именно так, как должен вести себя папа: общался с ведущими фигурами христианского мира, поддерживал их и помогал советами. Именно Климент III, а не Урбан II был более вероятным кандидатом на то, чтобы произнести пламенную речь, которая могла вернуть единство западному христианству.

Если где Урбан II имел преимущество перед своим соперником, так это в отношениях с восточной церковью, хотя и здесь не обходилось без проблем. Изначально Рим и Константинополь являлись двумя из пяти основных центров христианства наряду с Антиохией, Александрией и Иерусалимом. Когда воины ислама захватила последние три города в VII веке, отношения между Римом и Константинополем вошли в стадию постоянного соперничества. Регулярно вспыхивали споры о том, какой из них важнее, а также о проблемах вероучения и религиозной практики. После взаимного анафематствования папы Николая I и константинопольского патриарха Фотия в X веке отношения между восточной и западной церковью стали максимально напряженными. Потом, правда, острота конфликта снизилась, и споры сменяли длительные периоды сотрудничества. В византийском наставлении, которое датируется X веком, содержатся объяснения того, как императору ромеев следует обращаться к папе: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, нашего одного-единственного Бога. От [имя] и [имя], императоров римлян, верных Богу, [имя] святейшему Папе Римскому и нашему духовному отцу». Подобным образом устанавливались почтительные формы обращения к императору для послов из Рима{42}. Эти формулы позволяют предположить, что сотрудничество между Востоком и Западом было скорее нормой, чем исключением.

Однако в середине XI века отношения между Римом и Константинополем пережили очередной эмоциональный разрыв. Делегация священнослужителей, направленная в 1054 году папой Львом IX в Константинополь с целью поиска общих интересов в Италии, где Византия владела областями Апулия и Калабрия, совершенно не справилась со своими задачами. Переговоры сразу забуксовали – дискуссия свернула с темы создания возможных альянсов на различия в латинских и греческих ритуалах евхаристии: какой хлеб употреблять для причастия – пресный или квашеный. Однако самой главной проблемой стало добавление к переводу Символа веры – так называемой статьи о филиокве, которая утверждала, что Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Впервые предложение о добавлении этого пункта было сделано еще в VI веке на Толедском соборе в Испании, где, надо сказать, отсутствовали многие высокопоставленные священнослужители, и ее применение было сначала осуждено даже папами. Однако неоднозначно воспринятое добавление постепенно распространялось все шире, потому что проследить за правильным соблюдением ритуалов в те времена было не всегда возможно. К началу XI века оно многими уже формально считалось неотъемлемой частью Символа веры. В Восточном Средиземноморье же, прежде всего в Константинополе, добавление Римом этих слов было встречено с возмущением.

Почти сразу после прибытия римского посольства в столицу Византии конфликт подошел к развязке. 16 июля 1054 года папский легат, кардинал Гумберт, вместе с другими послами направился в собор Св. Софии в Константинополе, где шла литургия. В самый драматичный момент они подошли к входу в храм, не останавливаясь на молитву. Стоя прямо перед священнослужителями и прихожанами, послы достали папскую грамоту и бесцеремонно положили ее на алтарный престол. В отлучительной грамоте говорилось, что патриарх Константинополя превысил свои полномочия, а в его вере и учении много ошибок. Он незамедлительно отлучается от церкви и будет гореть в аду вместе с самыми страшными еретиками, имена которых были аккуратно перечислены. Патриарх и его сторонники прокляты навечно и будут страдать «от Сатаны и его ангелов до тех пор, пока не раскаются. Аминь, аминь, аминь». Сказав это, Гумберт повернулся и вышел из храма, остановившись у дверей Св. Софии лишь для того, чтобы стряхнуть пыль с сандалий. После этого он повернулся к прихожанам и торжественно объявил: «Пусть Господь увидит и рассудит»