Первый император. Эндшпиль - [23]

Контр-адмирал Поль сразу же понял замысел британца и приказал немедленно поднять на идущем головным «Вестфалене» эскадры флажный сигнал «Бить в точку поворота!», тотчас отрепетованный мателотами. Ходили упорные слухи, что он при этом сказал, негромко, но так, что его слышал весь мостик: «Этот трусливый колпак упустит верную победу, если его не подстегнуть. Армия возьмет Париж, а мы будем бесславно болтаться в море? Открыть огонь!» Принц Генрих, получив сигнал, мысленно чертыхаясь, продублировал приказ своего слишком резвого подчиненного. Впрочем, спустя несколько минут он забыл о своей злости.

Линкоры союзников били и били в одну точку, словно стараясь взбить в этом месте моря коктейль. И попадали. Потому что англичане сами подставлялись под огонь. Ответный огонь англичан был неточным, стрелять на развороте, с постоянно меняющейся дальностью до цели, прицельно практически невозможно. В результате англичане добились всего одного попадания в идущий вторым «Рейнланд». Огромный «чемодан» рванул прямо на броне боевой рубки, убив и контузив всех находящихся внутри. Но линкор, рыскнув на курсе, не вышел из строя, продолжая отвечать из всех орудий и лишь замедлив темп стрельбы.

Зато англичанам приходилось намного хуже. Бой фактически был проигран меньше, чем за четверть часа. Избиваемые снарядами английские дредноуты с трудом ложились на обратный курс. «Инфлексибл», получивший несколько попаданий, взорвался и затонул, точно также как до того все его невезучие систершипы. «Беллерофон» горел. Над «Агамемноном» небо было черно от дыма, в котором то и дело блестели вспышки очередных попаданий. Поврежденный несколькими снарядами «Темерер» продолжал отстреливаться из уцелевших орудий, практически едва заметный среди окружающих его водяных столбов, поднятых взрывами германских и русских снарядов. И только рвущийся в небо густой дым от пожаров на палубе выдавал его местонахождение.

Пока не получил серьезных повреждений, мог держать полный ход, и драться в полную силу лишь флагман Милна, поскольку пожар еще не достиг уязвимых мест линкора. Надо было прекращать бой. Но традиции флота и надежда на помощь остальных эскадр Гранд Флита заставляли держаться до конца, прикрывая израненных товарищей. Потрепанные огнем противника, линкоры Милна медленно отходили к родным берегам. Из-за повреждений скорость англичан снизилась настолько, что даже устаревшие броненосцы Хохзеефлотте догнали бы эти дредноуты. Но пока германские броненосцы по-прежнему пытались всей толпой забить убегающий от них к берегам Альбиона отряд Аткинсон-Уэллса.

Впрочем, континенталам тоже досталось. Передовой «Вестфален» горел не хуже «Беллерофона». На «Рейнланде» и «Фон дер Танне» вышло из строя по одной башне главного калибра, не считая уничтоженных среднекалиберных и противоминных. Полыхал пожар и на носу «Ингерманланда», из-за чего прекратила стрельбу башня «Аз». «Адмирал Нахимов» получил еще на отходе попадание в башню «Веди», полностью уничтожившее весь расчет и повредившее оба орудия. Практически неповрежденными остались лишь флагманский «Нассау», идущий в центре колонны, и концевой «Андрей Первозванный»…

Тем временем флагманский линкор Гранд Флита «Неустрашимый» («Дредноут»), тяжело раскачиваясь на волнах, мчался вперед словно гигантский железный носорог. Адмирал Джеллико, нахохлившись, как получивший удар в солнечное сплетение боксер, периодически оглядывал поверхность моря в узкую щель боевой рубки. Хотя делал он это машинально и без всякой необходимости, потому что увидеть ни сражение отряда Милна, ни бой броненосцев Аткинсон-Уэллса с преследующим их флотом «гуннов» пока было невозможно. Но нетерпение и задумчивость делали свое дело. Тем более, что мысли командующего веселыми отнюдь не были. Судя по полученным, очень и очень отрывочным донесениям, и перехватам, линкоры Милна сильно повреждены, линейные крейсера потоплены, а Аткинсон-Уэллса с его броненосцами кажется вообще можно списывать со счетов. Таких единовременных безвозвратных потерь флот Его Величества не нес никогда.

«Если сейчас не прийти на помощь, то можно будет смело записывать в потери и большую часть эскадры Милна, - размышлял Джон Джеллико, - но пока есть шанс встретить немцев во всеоружии, свежими, еще не потрепанными кораблями. Повреждений немецких линкоров мы не знаем, но можно уверенно полагать, что не все снаряды с дредноутов второй эскадры попали в море. К тому же и снарядные погреба немецких кораблей должны быть изрядно опустошены боем. Если бы только не надвигающаяся ночь… Но как же не хватает мне советов этого «сумасшедшего малайца! Как жаль, что Его Величество лично запретил лорду Фишеру выходить в море…».

Приближающаяся темнота нервировала сэра Джона даже больше, чем потери Аткинсон-Уэллса и Милна. Если в артиллерийском бою шансы уравнять потери, или даже разбить германский флот имелись, пусть и не очевидные… То вступать в ночной бой адмирал не собирался ни под каким видом. Его преследовал кошмар в виде идущих в атаку в темноте почти неразличимых ночью германских эсминцев и торпеды, вонзающиеся в борта его дредноутов.