Первый и Единственный - [79]

Гаунт развернулся и вскинул лазган. Уже тускнеющий луч фонаря уперся во тьму. Впереди что-то шевельнулось, заскреблось.

Из темноты неспешно вынырнул стальной шип. Пройдя в миллиметре над пригнувшимся Ларкином, он врезался в стену и брызнул острыми осколками. Домор с жутким криком упал на руки Каффрана. Острые чешуйки впились в его глаза и превратили лицо в кровавую кашу.

Комиссар дал очередь в темноту. Из-за спины послышался грохот автопушки Брага. Отряд занял оборону в изломанном туннеле.

«Вот и развязка», — успел подумать Гаунт.

11

Глубоко в недрах «Левиафана», в изолированной сфере под командирским мостиком, царила тишина. Ее нарушали едва слышные из-под марлевых масок врачей молитвы об исцелении. Облаченные в красные халаты, будто жрецы в церемониальных одеждах, они бесшумно двигались между медицинскими приборами.

Хелдан знал, что находится в руках лучших целителей Флота сегмента Пацификус. Едва узнав о тяжелом ранении инквизитора, генерал Дравер отрядил десяток лучших врачей из личного медицинского корпуса. Все это было напрасно. Хелдан умирал, полностью осознавая это. Выпущенная с такого близкого расстояния тяжелая ружейная пуля разорвала его левую щеку и горло, раздробила плечо и ключицу. Его тело все еще не остыло только милостью Императора и стараниями врачей, поместивших его в эту паутину медицинской аппаратуры. Он вытянул шею настолько, насколько позволяли путы трубок и игл, пронзавших его шею и грудную клетку. Сквозь полог койки он разглядел медные тележки, на которых деловито вибрировали аппараты жизнеобеспечения. Темная жидкость вытекала из его тела по рифленым трубкам на алюминиевом каркасе, проходила через фильтры и очистные колбы и возвращалась обратно. Каждые двадцать секунд маленький механизм серебристым скорпионом подбирался к его разорванному лицу и опрыскивал его раны антисептиком из жала на хвосте. Лампады окутывали его койку густым дымом благовоний.

Он поднял взгляд к потолку и стал рассматривать сквозь пленку над головой четкие зигзаги черно-белой мозаики. Его разум, великолепный разум, способный измерить границы запредельных пространств и купаться в испепеляющем сиянии Имматериума, изучал сплетения кости и обсидиана. Он разбирал их на части, постепенно покидая свое изломанное тело. Он вступил в неясное царство света и тьмы, касаясь тех рычагов, что приводят в движение Вселенную.

Переплетения тьмы и света — ему доставляло удовольствие наблюдать за ними. Он знал, всегда знал, что его место — там, в неясных изгибах серой мглы на стыке света и тени. Он нырнул в этот сумрак и принял его всем своим естеством. Ему казалось, что он понимает эту потрясающую грань между тьмой Врага и светом Человечества лучше других. Быть может, лучше самого Императора. Эта граница была столь явной и при этом — неизведанной. Подобно любому истинному сыну Империума Человека, Хелдан всеми силами, всей душой сражался против Тьмы. Но он не мог вынести жгущей, ослепляющей чистоты света. Тонкая тень между ними была его царством. Ни Император, ни его преемник Макарот не понимали его, и в этом была их слабость. Ее разглядел лорд-генерал Дравер. Поэтому Хелдан отдавал все силы, чтобы поддержать его. Так ли важно то, что его желанное оружие создано или извращено Хаосом? Как бы то ни было, его можно обернуть против Тьмы.

Если Человечество желает выжить, его единственный шанс — измениться и шагнуть в тень. Хелдан демонстрировал это своим примером все девяносто лет своей службы в Инквизиции. Человек должен отвернуть взор от остывшего Трона Терры. Его неизменность и стагнация не могут спасти от глубокой, неведомой внешней темноты.

Несмотря на слабость, Хелдан легко проникал в мысли окружавших его врачей. Он видел их страх, их отвращение к его нечеловеческому телу. Один врач, по имени Гайлат, даже имел наглость считать его опасным животным. Хелдан развлекался тем, что лечил его от этих предрассудков в свойственной ему манере. Время от времени он тихо проскальзывал в его разум, затрагивал кое-какие нервные окончания в мозгу и наблюдал, как врач стремглав бежит в уборную с недержанием или приступом тошноты.

Доступный разум. Хелдан обожал этот инструмент.

Он еще раз окинул взором разумы пустышек, походя удивляясь их ограниченности. Двое врачей тихо переговаривались, стоя возле двери, наивно полагая, что пациент их не услышит. Один из них считал, что травма лишила инквизитора разума. Второй кивал.

Они боялись.

«Великолепно», — усмехнулся про себя Хелдан.

Он уже достаточно размял свой разум. Его способности полностью пробудились. Теперь можно приступать к работе. Одним движением брови он подозвал врача. Тот подошел к койке и откинул полог, плохо осознавая, что делает.

— Зеркало. Принеси мне зеркало, — произнес инквизитор через речевые трансляторы.

Врач послушно кивнул и спустя мгновение вернулся с круглым хирургическим зеркалом в руках.

Хелдан поднял его правой рукой — единственной работающей конечностью. Коротким мысленным приказом он заставил пустышку уйти и вернуться к работе. Инквизитор взглянул в зеркало и увидел в нем свое вытянутое лицо, оскаленный рот, рваные края раны, медицинские трубки. Глубже, в отражение.