— Я вам деньги плачу не за то, чтобы вы отступали!
— Я потерял больше половины своего личного состава и оставил себе только аванс, — все так же сохраняя спокойствие, ответил он. — Это вам необходимо было нас предупредить, что конвой могут страховать дополнительные силы.
— Ты смеешь мне еще что-то предъявлять?! — пуще прежнего разозлился “костюм”.
— Нет, но контракт предполагал захват транспортника с минимальным охранением… Так что я мог и вовсе затребовать от вас ответных санкций. Давайте просто забудем об этом инциденте и продолжим наше сотрудничество.
На это “военному” ничего не ответили, а просто отрубили связь.
Целых пять минут сохранялась тишина, которая была все же нарушена тихим вопросом:
— Капитан, а вы уверены, что стоило сообщать о кораблях? — осторожно спросил мужчину со шрамом его первый помощник.
— Саша, а ты понимаешь, как бы это звучало: “На нас напало пять МБЕ, уничтоживших три корабля и кучу наших МБЕ”? — холодно спросил он. — Да после такого нас бы подняли на смех! А так мы, конечно, потеряли дальнейшие контракты от этого “денежного мешка”, но хотя бы сохранили репутацию.
— Но…
— Никаких но, — оборвал слова помощника капитан. — И другим передай, чтобы не мололи языком — им все равно никто не поверит, а я разозлюсь, если узнаю, что они проболтались.
— Х-хорошо, — сглотнув, ответил первый помощник.
Он уже давно знал своего капитана и больше всего боялся именно этой холодной ярости, когда, казалось, слова вымораживали саму душу. Уж лучше бы он на них всех кричал.
* * *
Тишину обсерватории нарушало лишь мерное тиканье антикварных часов, чьё стекло отражало лунный свет. Сидящий в кресле перед ними человек медленно протирал линзы своих очков, усмехаясь мыслям. Когда на столе активировался терминал доступа, он ничуть не удивился и проговорил в мрачную тишину пустого помещения с огромным устройством слежения, замаскированным под телескоп:
— Они так и не поняли, да? — Он сокрушённо вздохнул. — Ну что ж, некоторые дети не умеют учиться на своих ошибках.
— Некоторые дети не хотят этого делать, а не “не умеют”, — ответили ему с экрана. — У нас есть двенадцать дней, босс?
— Избавь меня от своих вульгаризмов. Называй меня по имени.
— Как скажешь, босс. Но всё же?
— Да, двенадцать дней, — вздохнул мужчина. — И ты знаешь, что это значит?
— М-м… Дай-ка угадаю: скоро всё полыхнёт, да? — насмешливо протянул его собеседник, снова кощунственно нарушая тишину ночного пункта наблюдения.
— Это довольно смелое предположение, однако не могу не согласиться. С одной оговоркой: оно может полыхнуть, — выделил он интонацией слово “может”. — Но это не абсолютная вероятность.
— Да-да, босс, но ты же мне сам все мозги прожужжал этим “вероятность то, вероятность сё, нулевая, сотая, миллионная”. Тьфу. Пытаешься копировать ИИ?
— Боюсь, в таких подсчётах я не чета своему сопернику. Он видит нас насквозь, каждый наш шаг… — задумчиво постучал он пальцами по столу. — И поэтому нам нужно уходить с его поля. Переворачивать доску, когда не осталось ходов и скоро будет мат. Нарушать правила навязанной им игры…
— Это вы любите. Философствовать. А точнее? — в голосе собеседника владельца обсерватории так и сквозило неприкрытое любопытство.
— Нам нужно собрать ударный отряд. Такой, который сможет смять их в пыль, сокрушить одним ударом и от которого не спасёт никакая хитрость. Однако, это также может спровоцировать конфликт, в который мы вступим ослабленными, если потратим свои силы на такую операцию.
— Игры разума, ага… Ясненько, — тут собеседник надевшего очки мужчины хмыкнул, и его голос резко посерьёзнел. — Мы не готовы. Нам банально не хватит энергии для её запуска. У вас есть идеи, иерарх?
— Вот как раз проблема в том, что идей у меня нет. Только грубая сила. Только прямой удар прямо в сердце, но наш стилет сломается, а молот ещё даже не готов. Что же выбрать?.. — задал он вопрос будто самому себе. — Мгновенное поражение в попытках убежать от судьбы? Или же поражение медленное после попытки её изменить? Этот выбор терзает мой разум день за днём. Великое наследие Солнца угаснет вместе со светом душ последних наших воинов, если мы проиграем. А мы проиграем. В этом сомнений не осталось…
— У меня создаётся впечатление, что вы уже смирились с таким исходом, — заметил невидимый собеседник мужчины. Тот же лишь отмахнулся, тихо посмеиваясь.
— Я слишком стар, чтобы верить в чудо. Слишком стар… — покачал хозяин обсерватории головой. — Но, возможно, в чудо не нужно верить. Нужно только… — тут он замолчал, погрузившись в свои мысли. Прошла минута, за ней другая. Воцарилась гнетущая тишина. — Как же трудно делать выбор, от которого зависят миллиарды жизней. Эта ноша непосильна…
— Эти миллиарды с радостью вручили свои жизни вам, потому что знают: лучше вас их судьбу не решит никто. Мир — результат войны, вы сами так говорили, иерарх.
— Я был молод, глуп, амбициозен и очень красноречив, когда считал, что сила решает всё… — вздохнул мужчина. — Сила решает не всё. А мир — результат не войны, а стремлений к нему. Если война становится средством для обретения мира, стремления угасают. Его не построить на костях и крови, ибо кровь очень плохо скрепляет кирпичи. Вот только человечество не может без войны.
