Первый День Службы - [50]

Шрифт
Интервал

его могут только при посадке. Вот тут Шпала и воспользуется ложкой, загородит ее менту в живот по самую (хотел сказать рукоятку), по самое хлебало. В принципе-то ему без разницы, кого валить! Срок один и тот же — червонец. А тут он отчасти и прав будет, ведь менты не имеют права бить осужденных, тем более малолеток. Вместе с тем, это избавит Витьку от необходимости одному обороняться против осужденки, и к тому же значительно прибавит ему авторитета потом на зоне. Так что данный вариант Шпале во всех отношениях выгоднее, и мент должен благодарить судьбу, если Витька удачно сбежит.

Воспитание страхом имеет тот недостаток, что в нем существует предел, хватив сверх которого, человек перестает бояться вообще чего бы то ни было. Он становится неуправляемым. Больше до конца суда «напарник» не ткнул Шпалу кулаком в бок ни разу, лишь подчеркнуто демократично теребил его за локоть. Судьи со своего наблюдательного пункта все это отлично видели и начали уже жалеть, что никто не намекнул подсудимым о мягкости ожидающего их приговора. Индивидуум Гроздев оказался типом нестандартным, он вовсе не собирался оправдываться, и все делал так, словно специально хотел настроить против себя каждого, от прокурора до последнего пенсионера, простите — милиционера! Мало находится отчаянных голов, готовых дерзить тем, в чьих руках находится их дальнейшая судьба, таких, кто не пожелал бы ухватиться за брошенную ему судьей соломинку. А тут подсудимый наоборот — валит все на себя. Это противоречило здравому смыслу. И черт бы с ним, будь это кто другой, ну, дали бы ему, раз выпрашивает, на всю катушку, жалко что ли? Но весь комизм в том и заключался, что, в данном случае, именно судьи всеми силами старались свести приговор к условному, а подсудимый, как на грех, нарочно хотел «загреметь» на всю катушку. Сорвать спектакль, сотни раз проверенный и обкатанный! «Нападение» вынуждено было подыгрывать «защите», направляя показания бестолкового обвиняемого в нужное русло. Более глупой роли для себя прокурор вряд ли могла бы представить. Под мышками и между ног у нее вспотело. На ум ни с того ни с сего пришли слова из недавно слышанной по радио сказки: «Царь прикажет — дураки найдутся!» Вот так иной раз в жизни от какого-то сумасшедшего зависит и твоя квартира и твоя карьера… Где справедливость, спрашивается? — вопрошала прокурор, ведя судебное заседание. Пытаясь успокоиться, гроза всех подсудимых рисовала в своем блокноте бесчисленные столбцы крестиков-ноликов. Витькино поведение сильно страшило всю судейскую коллегию: парень был непредсказуемым, и в любой момент мог свести на нет все их недюжинные старания. Потому в перерыве, перед вынесением приговора, судьи, видя какое влияние имеют девочки-секретарши на охранников, поручили им весьма ответственное дельце.

Подругам нужно было, не бросив тени на служителей Фемиды, сообщить «по секрету» ментам, что их подопечных ждет свобода. Причем не просто сообщить, но и попросить уведомить об этом самих подконвойных, чтобы те не выкинули чего-нибудь под занавес. Порученьице, прямо скажем, деликатное: намекнуть ментам, чтобы те намекнули… А последние, как известно, народ дубоватый! К дипломатии явно не приученный! Морду кому вшестером набить — это они пожалуйста, тут они молодцы, только прикажи, а намеки понимать, увольте, не приучены! «Кроме мордобития, никаких чудес!» Ясно, что такая просьба могла вызвать у посвященных в тайну не только подозрение но и ревность. Требовалось действовать осторожно и по возможности обосновать поступок логически. Менты ведь народ к тому же и обидчивый! Математически точно рассчитать весовое соотношение исходных компонентов, чтобы реакция пошла в нужном направлении — вот в чем состояла задача. Сколько ласки выказать посыльному, чем обосновать просьбу… Юлечка на ходу сочинила легенду, будто они с Зилом одноклассники, и вообще, все четверо отлично между собой знакомы. К тому же приплели свой резон: заодно передать мальчикам, чтобы ждали их в субботу в поселок на танцы. Таким образом, девочки выходили из щекотливого положения и заодно убивали двух зайцев (если Зила с Витькой можно назвать зайцами): выполняли ответственное поручение начальства и устраивали свои собственные дела. Кто отныне посмеет сказать, что от секретарши на суде ничего не зависит? Да от нее иногда зависит больше, чем от прокурора! Необходимо было лишь достаточное количество обаяния, чтобы добиться от милиции желаемого. Попова подмигнула слоняюшемуся возле скамьи подсудимых милиционеру (это как раз был Витькин опекун, которого Шпала только что выселил с занимаемой им площади) и отвела его к выходу. Втолковывать голубому пришлось долго. Не обошлось без жертвы: в обмен на его любезность Юлечка разрешила усатому себя пощупать, но в конце концов добилась своего. Второй, увидев, чем занимается товарищ, бросил к хренам пост и принялся тискать Вальку, но, получив звучную пощечину, вынужден был, сконфуженный, вернуться. На левой щеке его явственно проступила пятерня. «Крестник», переварив информацию, сразу же сменил по отношению к Шпале гнев на милость (охранники имеют свойство моментально добреть, узнав, что подконвойный не поедет валить лес, а будет выпушен в ту же социальную среду, где и он обитает в свободное от службы время). Подсев к жующему Витьке, он выдал ему полученное в оригинальной форме, не забыв при этом отметить свои личные старания:


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.