Первый День Службы - [257]

Дома пообписают! Хотя у Витьки уже есть, но девочки такая вещь, что чем больше тем лучше: лишние не будут! Пусть по нему все с ума сходят. Пускай Ларочка увидит Шпалу в новом качестве.

   Поступь нежная, легкий стан,

   Если б знала ты сердцем упорным,

   Как умеет любить хулиган,

   Как умеет он быть покорным.

* * *

Вот такие у Витьки надежды на службу. (С покорством, правда, напряженка!) И потом — на гражданке у Шпалы тоже все должно пойти правильно. Женится на Ларке, (или на Ольге, или на Светке, или на Натке?), поступит работать на завод, заочно будет учиться в институте. Что еще человеку надо для полного счастья? Главное не попадать в зависимость от спиртного и связанных с ним знакомств. Сшибание на пузырь у магазинов до добра не доводит. Куча кентов появляется, имидж… Как потом от всего этого откажешься? Армия — прекрасная возможность развязаться со старыми привычками и начать жизнь с чистого листа!

В часть их привезли часов в 10 вечера. Однако на плацу еще занимались строевой солдаты-новобранцы. Три машины въехали на площадку перед барачного типа зданием — казармой и остановились. Прибывшие выгрузились. Раздалась команда построиться в шеренгу по двое. У крыльца роты, озаренный светом лампочки, возник прапорщик с тетрадкой в зубах и табуретом. Однако на последний он не сел, как это можно было предположить, а поставил «баночку» перед собой и сверху придавил раскрытой тетрадью. (Чтобы ветром не сдуло!) Сам, запросто поддернув калошки форменных брюк, уселся на ступени. Последовала перекличка, затем счет. Наконец прапор вновь подошел к импровизированной трибуне и громко, так чтобыы было слышно всем произнес:

— У кого есть деньги, ценные вещи, сейчас будете по одному подходить ко мне и под роспись сдавать!

От шеренги новобранцев до крыльца умещалось метров тридцать.

— Все слышали? — рявкнул оттуда рыжий с подковообразными усами сержант, тот что вез их в кузове грузовика. И неторопливым шагом направляясь к шеренге внятно, зычно повторил:

— У кого есть деньги, ценные вещи, сейчас по одному будете подходить к товарищу прапорщику и сдавать на хранение под роспись!

Когда он закончил толкать эту речугу, то находился уже шагах в двух от строя. Руки сержант держал сомкнутыми за спиной как конвоируемый. Тогда, проходя перед строем и зорко всматриваясь в зеньки каждому, словно пытаясь по ним определить, у кого из построенных эти ценные вещи есть, он тихо, но внятно, с ударением на шипящие, проголосил:

— Не вздумайте, бляди, сдавать!

Так, прогулявшись перед всей толпой и повторив по ходу несколько раз свое предупреждение, сержант, пятясь, сделал пяток шагов и вновь гаркнул в строй:

— У кого есть деньги, ценные вещи? Два шага вперед! Шагом арш!

Витька четко представлял себе, что поборы с приездом в часть не прекратятся. Деды все равно не успокоятся, пока не вытянут из них — молодых все до копейки. А дарить этому сержанту свои «потом и кровью заработанные» сто семьдесят пять рублей и часы впридачу ему вовсе не улыбалось. Шпала стоял во втором ряду. Он попятился, так как неудобно было в шеренге нагибаться, вылез назад и принялся вынимать из носка заныханные деньги. Башмаки обходились без шнурков и потому сия операция заняла у Витьки немного времени. К тому же осталась с неприятельских позиций незамеченной.

— Нет желающих? — вопросил сержант.

— Я желаю! — протиснулся Шпала сквозь строй.

Подойдя к табурету, он выложил часы и деньги. У прапорщика при виде купюр что-то произошло с пищеварительным тракТАтом, в общем, он чуть слюной не подавился. Но все же записал: «N 1. Гроздев Виктор Ильич. 1) Деньги в сумме сто семьдесят пять рублей; 2) Часы «Слава». И сделал пометку в виде галочки, указывая Витьке место росписи. Шпала сделал каракуль и пошел в строй.

— Ну, земеля, дрочи жопу! — прорычал ему сержант вполголоса, когда Витька проходил мимо него.

Однако дело было сделано, лед тронулся. За Шпалой начали выползать другие, сдавали деньги, часы, трусы… Некоторые пытались даже сбагрить свою штатскую одежду: костюмы, фуфайки. Но командир объяснил, что шмотки можно будет по желанию выслать домой после того, как им выдадут обмундирование. Сержант смотрел на всю процедуру и покачивал головой, как будто слушал музыку Баха в филармонии. После окончания кутерьмы со сдачей всех прибывших повели в казарму. Указали свободные койки и велели раздеваться и лечь спать. С момента инвестиции денег Гроздева мучила одна единственная мысль: когда его будут бить? Прямо сейчас, или чуть-чуть попозже. И что Витьке при этом следует делать. В смысле — защищаться пассивно или активно и до какой степени? Вопрос представлялся сложным и требовал всестороннего рассмотрения: с бухты-барахты не решишь. А тут такой дефицит времени. Просто цейтнот! Вдруг его начнут окучивать прямо сейчас, а Шпала еще не принял решение, не выработал позиции. Согласитесь, это неприятно — получать по морде без должной философской оценки факта. Опять же по одному будут бить или хором и до какой кондиции? Не правда ли, сие тоже имеет значение и немаловажное. Или вот такой вопрос: куда будут бить? По физиономии или по яйцам и чем. Однако тут Шпала с неудовольствием обнаружил, что в нем налицо превратное представление об армии. Это сброд уголовников или доблестные защитники Родины? Глупый вопрос! Конечно же будут бить по яйцам или в прочие части тела и избегать ударов в лицо. А еще вернее применят какой нибудь специальный, приличествующий случаю ритуал экзекуции, чтобы сочетать методы физического воздействия на провинившегося с моральным на окружающих. Прямо-таки высшая математика получается! Уравнение со многими неизвестными. И все же, при ощутимом недостатке информации, открытым оставался простой, как дважды два ключевой вопрос: как вести себя? Ведь это переломный момент и от него зависит многое. Вставший еще в вагоне и не легший до сих пор, он требовал разрешения. Давать сдачи или нет?! Причем тут Витька склонен был уповать на крайности: если бить, то один раз но сУрьезно — так, чтобы этот сержант потом всю жизнь только на аптеку работал! А если серединка на половинку, то лучше и не пытаться. К побоям и драке ему не привыкать. Дело в другом: что выгоднее? Какую жизнь Шпала себе данной борзостью обеспечит на ближайшие два года — вот вопрос! С точки зрения криминала он чист! Здесь пока с нуля, так что не посадят в любом случае. А дальше? Хорошо оно или плохо? Деды ничего такого не подозревают, будут бить без учета «техники безопасности». Значит можно улучить момент, подготовить выгодную позицию и сломать кому-нибудь челюсть, даже две, если удастся! О подобных курьезах Гроздев слышал из досужих россказней некоторых пришедших со службы. Мол раз резче отмашку дать, а потом старики трогать не будут. Однако, сдается Витьке, что армия — это не Чавино общежитие: старики — дружные ребята, система тут им знакома и на «ура» не прорвешься! Если б было так просто: сломал челюсть и все дела, до дембеля кайфуй, то на чем бы она, родЕмая, держалась? Мало, что ли, «крутых» сюда приходит с гражданки? Однако всех перемалывает! Значит, есть в данной системе что-то кроме грубой силы и наглости! А с другой стороны, ну как это можно вытерпеть, стоять и не дать сдачи? Так потом себя уважать перестанешь.