Первый День Службы - [217]

В подъезде висела кромешная темень. Шпала шел держась за мословатый зад подруги. Первый этаж. Лошадка остановилась перед одной из дверей, нажала кнопку звонка. Внутри послышался долгий, неприятных оттенков звук, точно «ишак» при подъеме в тюрьме.

— Ты кому звонишь? — уставился он на нее.

— Мужу, кому же еще! — невозмутимо пояснила хозяйка квартиры. И, выждав секунду, осклабилась:

— Что, небось навалил от страха!

«Сама б…ь и шутки у нее б…ские!» — подумал про нее Шпала. Чаровница тем временем уже гремела ключами. Когда врата в страну любви открылись, изнутри этого царства в глаза ударил современный электрический свет.

— О-о, и свет забыла выключить! — развеселилась кобыла. Она изогнулась в соблазнительную позу и стала снимать с ног кроссовки фирмы «Она даст».

— Это еще со вчерашнего вечера. Разувайся!

Разуваться в коридоре было сумасшествием. Единственный сравнительно чистый пятачок пола заняла сейчас Королева морга. Сам морг представлял из себя следующее зрелище: стены, как следами от пуль, изрешечены выбоинами различного диаметра. Изрезаны кривыми и не очень полосами, ясно указывающими на то, что с 1917 года ремонта здесь не производилось. На потолке, как раз посередине чернело пепелище костра, а вокруг него ясно запечатлены были следы многочисленных сапог. Видимо из-за невообразимой тесноты и чтобы не мешать хозяевам, революционные солдаты и матросы раскинули здесь когда-то исторический ночлег перед решающей схваткой с мировой буржуазией. Пол до такой степени замызган и залит каким-то особенным, липким сортом грязи, что установить его первоначальный цвет не представлялось возможным. Вперемежку с окурками, пробками, спичками, битым стеклом и прочей мусорной приправой, он представлял хорошую декорацию к опере «Иван Сусанин» в действии, где Иван ведет неприятельское войско через непролазные болота. Дверь в зал была до того древней и избитой, что видимо являлась спертой по случаю с Ноева ковчега, без стекла, представляя собой уже как бы не дверь, а окно… в Европу. Через этот проем видно было, что свет зажжен и в зале. Данная хитрость вызвала в госте еще четче обозначившуюся тревогу. Все происходящее в этой квартире становилось странным.

Лошадь сняла лапти. Сунула босые ноги в какие-то изодранные, заскорузлые, словно деревянные колодки тапки, сделанные из осенних туфель. Открыла дверь и зацокала в зал. Витька, не разуваясь последовал за нею. Зал представлял собой ту же живописную картину: почти полное отсутствие мебели, грязь, бычки… С той только разницей, что они были кроме пола развешаны еще и по стенам. Вдобавок здесь порхало и нечто еще более привлекающее внимание: по потолку в нескольких местах, словно сосульки, свисали презервативы. Один ближайший подвешен так лихо, что уже ни в коей мере не мог остаться незамеченным. Растянут сей интим был до невероятных размеров, как воздушный шар. И раскрашен какими то кляксами, рисунками и надписями. Предмет данный, как уже было сказано, не мог не отвлечь внимания вновь прибывшего. И Шпала на мгновение, лишь на мгновение, не более того, остановил на нем свое внимание. Гандон висел так, что за ним далее находилась дверь в кухню. Она была темна. Но среди темноты на потолке и стенах отражался свет идущий из окошка ванной комнаты и туалета. Этого Витька понять еще не успел. Лишь уловил блики краем глаза. Потому что в следующий же миг какая-то черная тень мелькнула по стене и в горло ему стальными когтями вцепилось нечто цепкое и безжалостное. От сильного внезапного рывка голова Шпалы запрокинулась назад, что еще более затруднило какое-либо организованное сопротивление. В горле запершило. Грудная клетка предпринимала отчаянные усилия с тем, чтобы втянуть внутрь легких хоть каплю кислорода. Руки судорожно вцепились во что-то металлическое застегнувшееся на горле. Из последних сил он рванул эту петлю на себя. В ответ был жестокий рывок назад. Выгнутый дугой Витька не удержался на ногах, потерял равновесие и полетел в пропасть.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Возвращение с того света и опыт внеземных «цивилизаций». Создатель предупреждает Шпалу о недопустимости прожигания жизни, но делает это как всегда загадками. Небесные объедки. Чувства в космосе.

Свет померк. Он летал долго и со все более сумасшедшей скоростью, но удара от падения не следовало. Наоборот, его существо становилось все более легким, невесомым, словно очищаясь от ненужного груза. Кроме того, окружающий мир претерпел существенные изменения: в нем не было уже больше верха и низа. Витька летел меж звезд. Летел со скоростью света, как потом выяснилось. Последнее явствовало из того, что эти небесные объедки (простите, объекты) проносились назад с сумасшедшей быстротой. И каждая из них словно уносила навсегда в недоступность что-то для него родное, знакомое… Бесценное и невосполнимое. Души ли погибших, либо будущие пристанища ныне здравствующих людей. Может быть, знакомых! Или несбывшиеся мечты? Не понять, все обезличено. Вообще, чувства претерпели изменения. Вместо земных многих: осязания, обоняния, слуха, зрения, вкуса образовалось одно космическое чувство прозрения. Приблизительно оно похоже на сплав всех чувств, мыслей и знаний вместе, к которым приплюсовалась еще некоторая масса подсознания. То есть информации, заложенной в каждом человеке, но открывающейся ему только в экстренных случаях. Представьте, что вы видите сразу все вокруг вас и спереди и сзади. Причем, зрение это устроено как-то так, что позволяет вам видеть одновременно и обратную сторону вещей, в обычной жизни невидимую. И даже суть этих вещей насквозь. Слышите все звуки от сверхмощных до самых тихих. Улавливаете и всевозможные электромагнитные колебания. Существуете одновременно в прошлом настоящем и будущем.