Первый День Службы - [174]

Шрифт
Интервал

в зал. Дым зависал здесь густой пеленой. Все слушали очередного рассказчика. Негромко с пластинки провидчески хрипел Высоцкий: «Вдоль обрыва, по над пропастью по самому по краю, я коней своих нагайкою стегаю, погоняю. Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю, чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!…»

— Ребята, — гаркнул он во весь голос, стараясь перекрыть многотонный шум толпы. — Ребята!!!

Ноль эмоций.

— Ребя-я-я-та! — это уже с надрывом, во всю силу голосовых связок.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Эпоха застолья или запоя — как правильно? «Бог не фраер — все простит!» — думают Павлик Морозов с Раскольниковым, методически отбивая почки Ивану Сусанину. «Ничего, козлы! — шипит тот. — Вы еще в ментовке не бывали, со следовательскими штучками незнакомы…» Между тем в это же самое время в соседних кустах Алеша Попович пьет политуру и закусывает одеколоном: ему завтра в поездку, придется дышать в трубочку! Князь Игорь вскармливает с конца храбрых воинов, повитых под боевыми трубами. Обломов прет жену замполита, бандитские пули глохнут в его перине, А город, как всегда, думает: ученья идут! Двойная мораль, коллективный разум, интеллектуальная жвачка, шантаж и разновидности кривых носов.

На него недовольно окрысились:

— Ну чё орешь, дай человеку досказать, как жену замполита пер!

И словно в бою шашкой сразило Шпалу наповал. Что это с ним? Что это было? Затмение глупости или он уже сходит с ума? Надо же какие химеры способно создать больное воображение! Какой клан, какие принципы, какая добродетель, вера в справедливость? Да конь здесь не валялся! Все гораздо проще: есть двойная мораль и они, прошедшие армию, это четко усвоили. Одна мораль — общепринятая, официальная, «как велят». По ней говорят, под нее рядятся. Другая — бытовая, «как все» — по ней живут. Это свод неписаных законов, устная Библия, в которой своя, отличная от официальной, система взглядов на доблесть и низость. Взгляды формирует коллективный разум, анекдотами, притчами, в таких вот разговорах. «Переть» жену замполита — это доблесть. Воровать у государства — доблесть. Воровать у «работяг» — подлость. Ну а дальше-то что? А ничего! Философия «как все» не любит отсебятины. Все молчат, и ты молчи, так правильно! Все толпой бьют кого-то и ты сбросься на пару пинков для солидарности! Сегодня толпа против Витьки, значит, он пидорас, пинать его. Завтра, окажись любой из них в толпе поддерживающих Витьку, он тут же примет общую веру, естественно, как свои личные убеждения, и все нынешние грехи Шпалы сойдут ему за доблесть! Коллективизм! А он уж вообразил черти что, паникер несчастный! Узнала бы Натка, какие у него в голове мысли, перестала бы за парня считать. Тряпка! Ноги о такого вытирать. Раскольников выискался! Тому хоть простительно — фраер, ни разу в ментовке не бывал, со следовательскими штучками не знаком. А тут вон видали идиота — с повинной идти собрался! Да и потом, какой Раскольников? Раскольников только себя сдал, а тут еще Натка на шее висит, одной веревочкой связаны. Павлик Морозов — вот кто он! Хотя Наташку, конечно, Шпала в любом случае отмажет. Все следы заметал только сам, а ее припугнул, мол чуть чего, сразу чего? — сдаст как соучастницу! Да еще ножичком пригрозил. Хотя зачем ножичек на себя вешать? А с другого боку хоть и так, что с того? Убийство все перекроет. Только вот как квалифицировать будут: групповое, одиночное, случайное, преднамеренное, отягчающие обстоятельства, усугубляющие обстоятельства, смягчающие, если таковые имеются…

Витьке вдруг стало смешно. Нет, определенно он тронулся: делит шкуру неубитого медведя! Вернее сказать убитого, но не раскрытого… На кой хрен сейчас эти думки? Может его еще не раскроют — это убийство-то! Или как бывает: возьмут кого-нибудь заодно, а предложат и второе на себя взять. От вышки конечно пообещают отмазать, а сроку хоть так, хоть эдак пятнашка! С ними особо не церемонятся, с мокрушниками-то, начнут методично почки отбивать, рано или поздно согласишься. И любой бывалый уголовник это знает, не станет зря здоровье гробить, оно в лагере еще понадобится! Сейчас о другом нужно мозговать: как выкарабкаться. Наташка, похоже сразу поняла, по одному только Витькиному виду, по его аллюру на входе, чего тот хочет выкинуть. Она вся побледнела, как стена (Шпале это даже через дым было видно), с минуту стояла столбом, точно вкопанная. Хорошо, история с замполитовой женой оказалась длинной. Натка успела придти в себя, да как все хитро сообразила! Сделала на бледном еще лице капризную гримаску и плавной походочкой порхнула к шипящей уже на холостых оборотах радиоле:

— Ребята, ну что это такое, вы забыли, что среди вас женщина! Оставьте свои салдахвонские пошлости, давайте танцевать!

Поставила пластинку с записью вальса, врубила звук на полную мощность. Так, что все голоса сразу потонули в мелодии — кричи не кричи! И, ухватив Барана, лихо закружилась с ним в танце, хитро при этом, мстительно поглядывая на Витьку: «Что, выкусил? Думал мучеником стать, а остался дураком!» «Бежать, пока есть запас времени?! — неспешно дожевывал свою интеллектуальную жвачку мыслитель. — Впрочем, бежать не выход, это значит выдать себя, а заодно и Натку с головой! Бега, это на крайний случай. Сейчас главное сделать все, что в его возможностях, чтобы замести следы. Спутать карты, закрепить свое липовое алиби как можно надежнее, основательнее.» Чава неуправляем, одна надежда на то, что он вот вот вырубится и не успеет разболтать тайны. Внушить ему молчать бесполезно, но можно и нужно помочь ему сойти с катушек побыстрей. Заодно как можно сильней споить, уморить и всю кодлу. Заставить ее забыть об обмолвленном Чавой! Между тем, самогону на столах оставалось еще море. Каким-то таинственным источником емкости под него постоянно подпитывались. Во всяком случае, судя по степени опьяненья толпы, те две банки, что привез Чава, уже давно должны были кончиться. А на столе, между тем, стояло еще четыре бутылки из-под «столичной», в каждой из которых покоилось некоторое количество мутной, глушащей жидкости. Кроме того, какое-то красное пойло в трехлитровой банке. Эпоха застолья стаканным звоном звенела по всей Руси великой и вернее пуль валила людей с ног. Шпала вытащил в коридор Натку.


Рекомендуем почитать
Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

ОСВАЛЬДО СОРИАНО — OSVALDO SORIANO (род. в 1943 г.)Аргентинский писатель, сценарист, журналист. Автор романов «Печальный, одинокий и конченый» («Triste, solitario у final», 1973), «На зимних квартирах» («Cuarteles de inviemo», 1982) опубликованного в «ИЛ» (1985, № 6), и других произведений Роман «Ни горя, ни забвенья…» («No habra mas penas ni olvido») печатается по изданию Editorial Bruguera Argentina SAFIC, Buenos Aires, 1983.


Развязка

После школы он перепробовал множество профессий, но ни одна не устраивала на все сто. Некоторое время выполнял мелкую работу в одном из офисных муравейников, но кому такое понравится? Потом поступил на службу в автомастерскую, но вскорости бросил и это занятие и начал присматриваться к чему-нибудь другому. Кое-кто из совета приходской общины обратил на него внимание. Ему предложили место…


Спасение ударной армии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Серое небо асфальта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорога в Санта-Крус

Богомил Райнов – болгарский писатель. Он писал социальные повести и рассказы; детективно-приключенческие романы, стихи, документально-эссеистические книги, работы по эстетике и изобразительному искусству. Перед вами его книга «Элегия мертвых дней».


Воронья Слобода, или как дружили Николай Иванович и Сергей Сергеевич

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.