Первый арест. Возвращение в Бухарест - [77]
— Революционер не должен думать о девушках, — сказал Неллу.
Я разозлился. Виктор предлагает каждый день знакомиться с другой, а Неллу вообще не разрешает с ними разговаривать. И я сказал ему, что он не прав, среди девушек есть хорошие товарищи и, в конце концов, революционеры ведь тоже люди, некоторые даже женятся, как и все прочие…
— Революционер не должен думать о женитьбе, пока не победит революция.
Я сказал, что не собираюсь жениться, пусть он не беспокоится, мне только нужно с ней познакомиться — что тут плохого? Могу же я, черт возьми, познакомиться с девушкой?
— А почему мне не хочется знакомиться с девочками? — спросил Неллу.
Ну что я мог ему возразить? Я и сам понимал, что это п р а в и л ь н о. Мы приехали сюда проводить массовку, а у меня на уме девушка.
Пока мы шли по узкой тропинке, которая вела от остановки автобуса к лесу, Неллу успел, конечно, забраковать все тезисы моего выступления на массовке и взвалить на меня кучу новых поручений. Мне теперь уже было все равно, но я сказал:
— Ты меня замучаешь. Дай хоть подышать свежим воздухом…
— Потерпи, пока проведем массовку. Потом можешь дышать свежим воздухом сколько угодно…
— Ты требуешь слишком многого…
— О, я требую очень мало, — сказал Неллу. — Если бы мы побольше требовали друг от друга, железногвардейцы не хозяйничали бы в университете, как в Зеленом Доме…[12]
Он снова был прав, и я ничего не мог возразить.
Лес начинался в нескольких стах метрах от шоссе и еще издали поражал яркостью зелени, свежестью, чистотой. Когда мы в него вошли, он оказался полным студентов — одни бегали между деревьями, перекликались, возбужденные, растрепанные и даже как будто сразу обгоревшие, другие сидели на устланной желтой хвоей поляне, сдвинув головы, и шептались с важным видом.
Я хотел забыть о девушке из автобуса, но каким-то образом вскоре очутился рядом с ней на поляне, где собралась компания отъявленных спорщиков. Трудно было понять, о чем у них идет спор. Говорили о Германии, о том, что Гитлер долго не продержится, против него уже бунтуют его собственные штурмовики, и о том, что фрейдизм уже изжил себя, а футуризм только входит у нас в моду и что профессор Перец, тот самый, который берет взятки у студентов, будет деканом юридического факультета, а в новом романе Николае Коча «Сын прислуги» интересно, но неправильно отражена роль мелкой буржуазии… Говорили все, каждый придавал огромное значение своим словам и стремился высказаться подробнее. Только Виктор был лаконичен и, торжественно поглядывая то на одного, то на другого из спорщиков, вставлял всегда одну и ту же фразу: «Товарищи, тут и спорить не о чем — во всем виноват капитализм». И каждый раз Санда бросала на него такой восхищенный взгляд, словно он открыл Америку. Но сидела она почему-то с Паулем, а Виктор сидел, прижавшись к Тамаре. Ничего у них не разберешь… Флориан тоже был здесь и что-то записывал. Я знал, что он записывает, — Флориан говорил, что носит в себе гениальный роман «Волны жизни» — он это чувствует, но еще не может приступить к работе, потому что писатель должен сначала все испытать сам; писатель, который захочет написать про самоубийцу, должен прежде всего повеситься сам, и если его успеют вовремя вынуть из петли, тогда он сможет правильно описать все, что чувствует самоубийца.
В центре всей компании сидел на срезанном пне, как на стуле, Долфи. Маленький, худущий, в толстых очках, он был похож на мальчика, нарядившегося в костюм взрослого. На самом деле он был старше всех нас, успел закончить два факультета, записаться на третий, и карманы его были всегда набиты литературой на самые разнообразные темы. Долфи ухитрялся читать даже на улице, держа книгу перед собой и водя пальцем по строкам, — он говорил, что это помогает ему читать быстрее. О чем бы ни заходила речь, он сразу же заявлял, что по данному вопросу имеются две точки зрения; когда он принимался их излагать, выяснялось, что их три, четыре, иногда и больше, они абсолютно противоречат одна другой, и какая из них правильная — никто, не может сказать, меньше всех сам Долфи. Когда ему говорили, что он не знает, чего хочет, он страшно извинялся и говорил, что никто не знает, чего хочет, и в доказательство приводил множество цитат — от Конфуция до Лучиана Блага[13].
Полной противоположностью Долфи был Дим Кожушняну. Он был ужасно рыжий, курчавый, с очень большой головой, с лицом табачного цвета и глубокими темными глазами. Прочитав однажды «Коммунистический манифест» и «Анти-Дюринг», он никогда больше ни в чем не сомневался и не колебался. О чем бы с ним ни разговаривали, он всегда кончал разговор одинаково: «Время идет — надо действовать!» Ни одной минуты не сидел без дела Дим. Он и теперь все время куда-то уходил, потом возвращался и мрачно спрашивал: «Долго вы еще будете здесь болтать?» Когда его спросили, что же еще можно делать в лесу, пока не начнется массовка, он сказал: «Можно вырезывать на деревьях: «Долой фашизм!» Время идет — уже половина одиннадцатого».
Такова была компания, усевшаяся на поляне прямо на траве. Тут все болтали, спорили, преобразовывали мир, и у каждого была своя теория, каждый за что-то боролся и на кого-то нападал. Только Алеша Романенко, похожий на русского анархиста из американского кинофильма, страшно худой, с усами и светлой бородкой, красиво оттененной красной шелковой косовороткой, ни за что не боролся и ни на кого не нападал. Он сидел скрестив ноги по-турецки, гладил себя по груди и смотрел на всех, снисходительно улыбаясь. Я знал, почему он так смотрит, — он учился на медицинском, но больше всего на свете любил классику и латынь и, о чем бы ни заходила речь, говорил: «Connu, connu»
Илья Давыдович Константиновский (рум. Ilia Constantinovschi, 21 мая 1913, Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии – 1995, Москва) – русский писатель, драматург и переводчик. Илья Константиновский родился в рыбачьем посаде Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии (ныне – Килийский район Одесской области Украины) в 1913 году. В 1936 году окончил юридический факультет Бухарестского университета. Принимал участие в подпольном коммунистическом движении в Румынии. Печататься начал в 1930 году на румынском языке, в 1940 году перешёл на русский язык.
Виднейший представитель критического реализма в румынской литературе, Й.Л.Караджале был трезвым и зорким наблюдателем современного ему общества, тонким аналитиком человеческой души. Создатель целой галереи запоминающихся типов, чрезвычайно требовательный к себе художник, он является непревзойденным в румынской литературе мастером комизма характеров, положений и лексики, а также устного стиля. Диалог его персонажей всегда отличается безупречной правдивостью, достоверностью.Творчество Караджале, полное блеска и свежести, доказало, на протяжении десятилетий, свою жизненность, подтвержденную бесчисленными изданиями его сочинений, их переводом на многие языки и постановкой его пьес за рубежом.Подобно тому, как Эминеску обобщил опыт своих предшественников, подняв румынскую поэзию до вершин бессмертного искусства, Караджале был продолжателем румынских традиций сатирической комедии, подарив ей свои несравненные шедевры.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
Герои новой повести «Зеленый остров» калужского прозаика Вячеслава Бучарского — молодые рабочие, инженеры, студенты. Автор хорошо знает жизнь современного завода, быт рабочих и служащих, и, наверное, потому ему удается, ничего не упрощая и не сглаживая, рассказать, как в реальных противоречиях складываются и крепнут характеры его героев. Героиня повести Зоя Дягилева, не желая поступаться высокими идеалами, идет на трудный, но безупречный в нравственном отношении выбор пути к счастью.
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».