Первый арест. Возвращение в Бухарест - [74]

Шрифт
Интервал

— Хорошо, — сказал Игорь, который уже успел расстегнуть планшетку и посмотреть на карту. — Вот тут полдороге будет уездный центр. — Он склонился над картой. — Сделаем там остановку. Нам все равно нужна передышка.

— Нам не нужна передышка, — сказал майор. — Нам нужно поспеть к утру в Бухарест.

«Вот какой он, этот майор», — подумал я. Все-таки он мне нравился.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я посадил румына рядом с собой на железном сиденье «доджа», и никто из корреспондентов не обратил на него внимания — их интересовал Бухарест. Я был рад этому обстоятельству: по крайней мере, нам не помешают разговаривать.

Мы снова двинулись в путь, и машина опять затряслась и запрыгала. Покрышки скрипели, шипели, завывали, бочки с бензином гремели, срывались с места, грохотали, и только холодные лучи фар бесшумно неслись по шоссе, упираясь на мгновение в деревья, кустарники, телеграфные столбы, теряясь на поворотах в темноте придорожной степи. Дорога все еще была пустынной, в облачном небе кое-где мерцали одинокие тусклые звезды, и майор снова напевал свою залихватскую, блатную и чем-то безнадежно грустную песенку. Для него и для остальных корреспондентов, сидевших в машине, ничего не изменилось, но для меня все теперь было по-другому. С тех пор как наши войска вступили в Румынию, я держал себя в руках и старался не думать о том, как сильно меня тянет в Бухарест, и вот теперь, по пути туда, случай послал мне навстречу человека, который каким-то образом связан с товарищами моей юности.

Вот она, подумал я, первая встреча с прошлым, которую я ждал с таким нетерпением. Я представлял себе ее иначе, а все-таки волнуюсь уже сейчас. Почему? Из-за Анки? Неужели я способен чувствовать то, что чувствовал тогда? А что такое прошлое? То, что ушло и не вернется? Жизнь проходит во времени — в прошедшем и будущем. Но если время безвозвратно ушло, если все уходит, почему у меня захватило дух, когда этот незнакомый человек произнес имя Анки?

Я посмотрел на острый, заросший щетиной профиль сидевшего рядом со мной румына. Где мог я его видеть? В студенческом общежитии? Ну конечно же, вполне вероятно, что он там жил — он упомянул всех моих товарищей, которые жили в общежитии. Но Анка не жила в общежитии. Возможно, что и он там не жил, а только приходил навещать своих коллег. Ведь это было знаменитое общежитие — кто в Бухаресте его не знал?

Сейчас я видел его перед собой: большой двухэтажный белый дом, два флигеля, двор — все окружено высоким каменным забором, то подымающимся, то опускающимся по рельефу местности. Я видел темные, унылые коридоры с длинными рядами дверей, на которых висели таблички, указывающие номера комнат; на моей четырнадцатой комнате табличка была сорвана, и номер выведен мелом прямо на двери. Там был еще длинный и светлый зал-читальня — на втором этаже, а внизу, в подвале, под круглыми сводами, напоминающими старинную церковь, была столовка. И все это — комнаты, коридоры, читальня, столовая — было полно студентами, которые с утра до поздней ночи шумели, спорили, смеялись, пели хором или шептались с важным видом, и дом был похож на шумный корабль, несущийся по бурному морю окружающих его зловонных переулков, пропахших луком и нищетой. Был в этом море и свой Гольфстрим — прямая, широкая улица, по которой днем и ночью текли обломки жизненных кораблекрушений: нищие, бродяги, проститутки, непризнанные гении торговли со всем своим оборотным капиталом в руках — парой носков или коробкой пуговиц. Здесь был особый мир — шумный, беспокойный, охваченный постоянной тревогой, погоней за куском хлеба и несбыточными мечтами. Общежитие тоже было охвачено вечным беспокойством, нетерпением, радостной суетой и гулом молодости, несущейся навстречу неведомому будущему.

Будущее… Мы только о нем и думали. Будущее было важнее всего на свете. Все делалось во имя будущего. Но как по-разному мы себе его представляли! Для моего соседа по комнате Бранковича будущее — это был его диплом, служба, семья, пенсия, о которой он беспокоился уже тогда, за что и был прозван «пенсионер». А вечный студент Гица Скурту, который за пять лет трижды менял факультет и не сдал ни одного экзамена, совсем не думал о будущем. Работать для будущего? Aiurea![10] Будущее еще не пришло, и неизвестно, придет ли. К черту будущее. Надо жить настоящим…

А все-таки оно пришло, подумал я, вглядываясь в дорогу, которая сливалась теперь с длинной деревенской улицей; наш «додж» гнал так, что силуэты домов и деревьев словно наплывали друг на друга. Вот сегодня как раз и наступило будущее, о котором мы так много спорили тогда. Будущее — это мое возвращение в Бухарест с Красной Армией. Удивительное будущее, которое никто не предвидел.

Я сидел и думал теперь обо всем сразу: о том, что случилось тогда, в дни моей юности, и о том, что я испытываю сейчас, и о том, что ждет меня завтра в Бухаресте. Где теперь Раду? Где Дим, Беллу, Виктор, Флориан? Где Анка? Увижу ли я завтра Анку?

— Как вас зовут? — спросил я сидевшего рядом румына.

— Вы меня не знаете. Я вас знал, а вы меня нет.

— Каким образом?

— Я знал не только вас, но и Неллу, Дима, Раду. Я знал все, что делается в вашем студенческом общежитии, и всех товарищей.


Еще от автора Илья Давыдович Константиновский
Первый арест

Илья Давыдович Константиновский (рум. Ilia Constantinovschi, 21 мая 1913, Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии – 1995, Москва) – русский писатель, драматург и переводчик. Илья Константиновский родился в рыбачьем посаде Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии (ныне – Килийский район Одесской области Украины) в 1913 году. В 1936 году окончил юридический факультет Бухарестского университета. Принимал участие в подпольном коммунистическом движении в Румынии. Печататься начал в 1930 году на румынском языке, в 1940 году перешёл на русский язык.


Караджале

Виднейший представитель критического реализма в румынской литературе, Й.Л.Караджале был трезвым и зорким наблюдателем современного ему общества, тонким аналитиком человеческой души. Создатель целой галереи запоминающихся типов, чрезвычайно требовательный к себе художник, он является непревзойденным в румынской литературе мастером комизма характеров, положений и лексики, а также устного стиля. Диалог его персонажей всегда отличается безупречной правдивостью, достоверностью.Творчество Караджале, полное блеска и свежести, доказало, на протяжении десятилетий, свою жизненность, подтвержденную бесчисленными изданиями его сочинений, их переводом на многие языки и постановкой его пьес за рубежом.Подобно тому, как Эминеску обобщил опыт своих предшественников, подняв румынскую поэзию до вершин бессмертного искусства, Караджале был продолжателем румынских традиций сатирической комедии, подарив ей свои несравненные шедевры.


Рекомендуем почитать
Опрокинутый дом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иван, себя не помнящий

С Иваном Ивановичем, членом Общества кинолюбов СССР, случились странные события. А начались они с того, что Иван Иванович, стоя у края тротуара, майским весенним утром в Столице, в наши дни начисто запамятовал, что было написано в его рукописи киносценария, которая исчезла вместе с желтым портфелем с чернильным пятном около застежки. Забыл напрочь.


Патент 119

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».