Первые залпы - [27]

Еще в Бресте я взял адреса всех оставшихся в живых и известных музею участников первых боев на границе и всем им разослал письма. Просил сообщить, не помнят ли они начальника заставы Горбунова? Что с ним сейчас? И пусть каждый опишет до мельчайших подробностей последние недели, дни и даже часы перед роковым началом.

Одним из первых откликнулся на мою просьбу бывший политработник Брестского погранотряда Иван Константинович Иванов, проживающий сейчас в Ленинграде.

«Спасибо за то, что вы взялись за эту тему, — писал он. — Правда, порою тяжело возвращаться к тому, что было пережито, что долгое время было только твоими мыслями, но пора уже сказать людям всю правду о начале войны, и в этом вы найдете поддержку не только у меня, но и у моих друзей, в том числе у Горбунова Василия Николаевича, который — жив и находится в городе Ярославле».

Жив! В Ярославле! Но то ли по забывчивости, то ли от волнения Иванов не указал ни улицы, ни дома, в котором живет Горбунов.

И снова пишу в Ленинград: адрес, точный адрес!

Наконец адрес получен. И уже к самому Горбунову летит заветное письмо.

Пока тянутся томительные и тревожные дни ожидания, получаю все новые и новые письма.

Но вот пришел, наконец, ответ и от самого Горбунова. Небольшое письмо, очень взволнованное. Вечером 22 июня он был ранен в руку и ногу, и оставшиеся в живых пограничники перетащили его в лес. Потом отступали, выходили из окружения. Как только зажили раны, он снова встал в строй. Принимал участие в великом сражении на берегах Волги, во взятии Одессы, в штурме Измаила. Затем с боями прошел всю Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию и Австрию. День Победы встретил в югославском городе Загребе. Потом некоторое время служил в Берлине. Служил в армии еще долгих десять лет. Уже его боевые товарищи давно вернулись домой, уже пошли в школу их дети, родившиеся после войны, а Горбунов продолжал выполнять свой воинский долг.

А сейчас, уволившись в запас в звании капитана, живет на окраине Ярославля на самом берегу Волги. У них с женой два сына: Олег служит в армии на территории Восточной Германии, Борис учится в школе. Жена Маша, теперь уже Мария Ивановна, заведует детским садом.

В апреле шестьдесят третьего года мы, наконец, встретились. Это был мужчина невысокого роста, узкоплечий, даже хрупкий на вид, с немодно повязанным галстуком, в широких брюках, какие теперь уже давно не носят…

Я жадно всматривался в лицо Василия Николаевича, вслушивался в его речь, приглядывался к манере держаться. Передо мной был человек внешне ничем не примечательный: глубоко запавшие глаза, широкий нос, множество глубоких морщин на лбу. Ему сорок шесть лет, и на висках уже серебрится седина. Многое пришлось пережить на своем веку этому сдержанному, скупому на слова человеку.

Часами бродили мы с ним в подмосковном весеннем лесу, и я все выспрашивал у него о Новоселках, о первом бое, о пограничниках, которыми он командовал. Горбунов рассказывал ровным глуховатым голосом, окая по-вологодски. Он оказался человеком прямым, даже резким: что было, то было, а чего не было, того не было, и нечего фантазировать! И лучше всего нам съездить бы в те места, где все это происходило…

В октябре того же года мы приехали в Польшу. Из Новоселок — прямо в Старый Бубель. Без виз, без пограничных паспортов, хотя и законно, по всем правилам так называемого упрощенного перехода государственной границы со служебными целями.

В назначенное время и в назначенном месте наша машина подъехала к Бугу. И в это же время к противоположному берегу подъехала машина с офицером польской пограничной охраны. Она въехала на паром, паром отвалил и медленно поплыл к нашему берегу. Он пересекал реку недалеко от того самого места, где двадцать два года назад переплывал ее Павел Калистратович Дудко. А мы стояли на том самом берегу, по которому шли тогда политрук Горбачев и ефрейтор Капинос, принявшие его тревожный сигнал. Вокруг было очень тихо и ясно. Мелкие волны шлепались о борта парома. Вот он привалил к берегу, машина съехала на песок и остановилась возле нас.

Из нее вышел польский офицер в коричневой шинели и коричневых брюках навыпуск. Щелкнув каблуками и браво вскинув два пальца к широкому козырьку фуражки, он представился:

— Капитан Александр Будых.

И добавил, что рад видеть советских товарищей.

Сопровождавший нас майор поздоровался с ним, как с добрым старым знакомым: не раз им приходилось встречаться по службе. Потом представил нас. Капитан Будых каждому отдавал честь, жал руку и называл себя. Он сказал, что советские товарищи могут немедленно въехать в Польскую Народную Республику и чувствовать себя там, как дома.

Мы сели в свою машину, пересекли границу и вскоре съехали с парома на тот берег.

Да, разительные перемены произошли на наших границах!

Я видел, как крепче сжал упрямые губы Василий Николаевич Горбунов и украдкой смахнул слезу Павел Калистратович Дудко.

Сейчас они ехали в машине вместе со мной. Горбунов — по местам, где когда-то накапливался противник, Дудко — к себе на родину.

Отыскать Павла Калистратовича удалось лишь летом шестьдесят третьего года. Какой это милый, обаятельный человек! Увлекающийся, искренний, с открытым мужественным лицом, с ясными добрыми глазами.