Первокурсник - [7]

Десмонд ровным счетом ничего не почувствовал — может быть, потому, что Трепан, уже испытавший воздействие на себе, улавливал его куда более чутко.

— Давайте-ка уберемся отсюда подобру-поздорову, — промолвил Трепан. — Пусть себе остывает.

По пути вниз он на всякий случай переспросил:

— Вы точно не умеете это читать?

— Да где бы я мог научиться? — парировал Десмонд.

Они вновь окунулись в океан шума и запахов общей гостиной. Но долго там не задержались: Трепан захотел показать гостю оставшуюся часть дома, за исключением разве что подвала.

— А подвал посмотрите как-нибудь на неделе. Прямо сейчас туда лучше не спускаться.

Десмонд не стал уточнять почему.

Вводя гостя в тесную комнатушку на втором этаже, Трепан объявил:

— Обычно мы не выделяем первокурсникам отдельной комнаты. Но для вас… словом, если захотите, она — ваша.

Десмонду это польстило. Не придется мириться с присутствием чужого, чьи привычки станут его раздражать, а неумолчная болтовня выведет из себя.

Они вновь спустились на первый этаж. Толпа в гостиной слегка поредела. Старик Лайамон, приподнявшись в кресле, поманил Десмонда к себе. Десмонд медленно направился в его сторону. В силу какой-то причины он знал: то, что он сейчас услышит, ему не понравится. А может, сам не был уверен, понравится или нет.

— Трепан показал вам самые драгоценные книги нашего землячества, — проговорил председатель. Это был не вопрос, но утверждение. — В частности, книгу Конанта.

— Но откуда вам… — начал было Трепан. И тут же широко усмехнулся. — Вы просто почувствовали.

— Разумеется, — раздраженно буркнул тот. — Ну что, Десмонд, вам не кажется, что на телефонный звонок пора бы и ответить?

Трепан озадаченно свел брови. А Десмонд вдруг похолодел. Его подташнивало.

Лайамон придвинулся к собеседнику почти вплотную, нос к носу. Бессчетные морщины на одутловатой коже походили на иероглифы.

— Вы ведь на самом деле уже решились — вот только себе никак не признаетесь, — промолвил он. — Послушайте. Ведь именно так советовал Конант, верно? Послушайте. С того самого момента, как вы сели в самолет, вылетающий в Бостон, вы все равно что подписались на все дальнейшее. И назад пути нет. Вы могли бы пойти на попятную там, в аэропорту, но не сделали этого, хотя, как я понимаю, ваша матушка закатила вам там очередной скандал. Но вы не отступились. Так что нет смысла откладывать.

Лайамон хихикнул.

— То, что я взял на себя труд вам что-то советовать — это знак моего к вам уважения. Мне кажется, вы пойдете далеко — причем семимильными шагами. Если только сумеете преодолеть некоторые недостатки характера. Для того чтобы получить здесь хотя бы степень бакалавра, нужны сила, и ум, и железная самодисциплина, и огромная самоотдача — так-то, Десмонд!

Слишком многие поступают сюда, потому что думают, что предметы здесь — раз плюнуть. Они полагают, обретать великую силу да фамильярничать с созданиями, которые, мягко говоря, к общительности не склонны, — это так же просто, как с бревна скатиться. Но очень скоро обнаруживают, что требования на факультете выше, чем, скажем, уровень технических дисциплин в Массачусетском технологическом институте. А опасности — куда серьезнее.

А взять вот морально-этический аспект. Уже поступая сюда, абитуриент тем самым расставляет все точки над «i». Но у многих ли достанет силы воли двигаться дальше? Многие ли решат, что они — не на той стороне? Они-то и уходят, не зная, что уже слишком поздно и вернуться на другую сторону сумеют лишь считаные единицы. Они уже заявили о себе, показали свое истинное лицо, выступили вперед — и их сочли, отныне и навеки.

Лайамон помолчал, раскурил тонкую коричневую сигару. Дым окутал Десмонда — и, вопреки ожиданиям, он вовсе не ощутил характерного запаха дохлой летучей мыши, которую как-то раз использовал для опытов.

— Каждый мужчина, каждая женщина сами определяют свою судьбу. Но на вашем месте я бы решал побыстрее. Я за вами приглядываю, а ваша карьера здесь во многом зависит от моей оценки вашего характера и возможностей. Всего хорошего, Десмонд.

И старик покинул гостиную.

— О чем это вы? — недоуменно осведомился Трепан.

Десмонд не ответил. Просто постоял с минуту, пока Трепан нервно топтался на месте. Затем распрощался с толстяком и неспешно вышел за дверь.

Вместо того чтобы вернуться в общежитие, Десмонд отправился прогуляться по кампусу. Впереди замерцали красные огни; он подошел поближе — посмотреть, что происходит. Перед двухэтажным зданием стояли две машины, одна — с отличительными знаками полиции кампуса, вторая — «скорая помощь» из университетской больницы. На первом этаже некогда размещалась бакалея, как явствовало из надписи на грязном витринном стекле. Краска облупилась и внутри, и снаружи; в самом помещении со стен осыпалась штукатурка, и взгляду открылось основание из дранок. На голом деревянном полу лежали три трупа. В одном Десмонд узнал того самого юнца, что стоял прямо перед ним в очереди к регистрационному столику. Парень лежал на спине, широко раззявив рот в обрамлении чахлых усиков.

К витринам уже приникли зеваки. Десмонд полюбопытствовал, что произошло. Седобородый мужчина, предположительно профессор, пояснил: