Первогодки - [13]

— Это что такое? Откуда он у тебя? — На его ладони лежал новенький патрон к автомату.

Патрон!.. Как я забыл про него? Я ловко выхватил его у Валерия и зажал в ладони.

— Тихо, — прошептал я. — Нашел на стрельбище. Ходили без тебя в прошлый четверг. Там и нашел.

— Ты что наделал? Там же его, наверное, до ночи искали.

— Так то не наше подразделение потеряло.

— Пацан ты еще. С ляльками играешься. Сдать надо было немедленно. Вечно у тебя карманы всякой ерундой набиты. Ты как сорока — что блестит, то и в карман: и стреляные гильзы, и автоматные пули… Теперь патрон. Знаешь, что за это будет?

Я виновато опустил глаза и пожал плечами. Патрон я нашел на стрельбище в траве. Его полагалось тут же сдать, но я сунул его в карман. Возникла идея выйти на огневой рубеж не с десятью, а с одиннадцатью боевыми патронами. Повышался шанс поразить мишень. Но на огневом рубеже я от этой затеи отказался. Зачем? Я всегда выполнял упражнение на отлично и десятью, и патрон остался в кармане. «Сдам старшине, — подумал я, — после стрельб». Однако потом я забыл о нем, а в казарме подходить с патроном к старшине было боязно. Почему, спросил бы он, не сдал сразу? Нарушение! Поношу, думал я, пока патрон в кармане, а потом решу, что с ним делать. Он приятно щекотал нервы и будоражил воображение, и я не торопился его сдать.

— Выбрось немедленно, — оглядываясь по сторонам, проговорил Валерий.

Я рассмеялся и направил на него патрон.

— Прекрати! — Он оттолкнул мою руку. — Даже незаряженное ружье один раз в год стреляет, а это боевой патрон. Кидай в окно.

— В окно? А если кто найдет?

— Ладно. Сейчас некогда. Потом решим. Пока! — проговорил он уже на ходу. Сделав по палате несколько шагов, он остановился и, поморщившись, добавил укоризненно, будто я был виноват: — О, черт! Ботинки жмут. Как только я дойду?

Хлопнула дверь, и словно что-то оборвалось в моей груди. Что я наделал? Толкнул товарища на нарушение. А если его встретят в городке лейтенант Степанов, майор Коровин или еще кто-либо из офицеров? Или вдруг кто-нибудь придет в госпиталь навестить больного? Тогда все откроется. Я не только себя — его подведу в первую голову. Товарищ называется. Подлец я, каков подлец! Не надо было этого делать. Часто у меня так — сначала сделаю, а потом начинаю соображать. А Валерий… патрона испугался. Уж кто-кто, а он… Я лег на его кровать и под стук костяшек домино, в которое играли оставшиеся в палате, стал думать о Машеньке, представил себе ее глаза, длинные, красиво изогнутые ресницы и возле нее Абызова в моем мундире. Да перед ним ни одна девушка не устоит! Я застонал, и ребята, что «забивали козла», спросили: «У тебя что, тоже аппендицит?» Я махнул рукой — отстаньте, мол, — и повернулся к стене. Теперь-то я знал, как должен был поступить. Надо было сказать Валерию в глаза: «Эта девчонка мне тоже нравится, и я говорю открыто, как другу, что собираюсь за ней ухаживать». А я не нашел в себе мужества признаться, побоялся, что он высмеет меня. По сути дела, я струсил и предал мою будущую любовь. «Но сделал я это ради друга», — оправдывал я себя. И потом неизвестно, как отнеслась бы ко мне Машенька. Ну кто я против Абызова? И я снова застонал.

— Да что с ним, ребята? Может, врача позвать? — забеспокоились доминошники.

— Нет, врача нельзя, — ответил черноволосый крепыш. — Тот начнет выяснять фамилию, а этот парень здесь — подставное лицо. Ну, вместо куклы.

Сказано это было с издевкой. «Кукла — вот кто я такой, — думал я, не собираясь щадить свое самолюбие, — безвольная тряпка! Но Валерий… Тоже хорош. Я его подтолкнул на нарушение, а он не особенно и сопротивлялся, с радостью побежал к своей Машеньке. Где же его железная принципиальность, о которой он так красиво говорит всегда на собраниях?»

Я и не заметил, как задремал, и когда меня разбудил Абызов, был этому очень удивлен.

— Спишь? Правильно делаешь. Солдат спит, а служба идет, — бодро затараторил Валерий. — Кино не кончилось? Ну и отлично!

— Сколько времени?

— Половина шестого, — виновато проговорил Валерий.

— Чем же вы с ней столько времени занимались? — Я с подозрительностью смотрел на Валерия.

— Ты уж прости. Так получилось. У нас с ней, понимаешь, дружба завязывается. Записи слушали… Интересная девушка, не пустышка. Я тебя с ней познакомлю. Обещаю. Как-нибудь потом.

Только ли музыку они слушали?.. Абызов — парень не промах. В эту минуту я ненавидел себя особенно сильно. Валерий же, насвистывая что-то веселенькое, быстро раздевался, поглядывая на часы и поторапливая меня:

— Скорей надевай мундир. Ды быстрей же ты, а то опоздаешь!

— Мог бы явиться пораньше.

— Я же объяснил. Да не дуйся, мы же друзья. Я понимаю, что ты для меня сделал. Поверь — я сделал бы тоже. Знай, что за мной не засохнет.

Я молча застегнул пуговицы, надел фуражку и направился к двери, но Абызов схватил меня за плечи и развернул кругом:

— Не туда. Дуй в окно. В вестибюле дежурный врач меня чуть не застукал. Прыгай. Тут не высоко. Не трусь — у тебя же аппендикс не вырезали.

Как заведенный автомат, перебросил я через подоконник ноги и спрыгнул на землю.

— Быстрей, быстрей! — подстегивал меня голос Валерия. — В понедельник я выпишусь. Привет нашим.