Первогодки - [11]
Вот и пруд. Он густо зарос травой, которая здесь была еще зеленой. С высоких стеблей сережками свисал белый пух — пушница. Я подошел к берегу, но воды не увидел. На дне чернела жирная мокрая тина, кустики сникших кувшинок и еще каких-то водорослей. Только посредине блестела вода, к которой сползлись потемневшие от жары лягушки.
«Вот так постирался! — присвистнул я. — Зря только по жаре топал. Верно по радио говорили про засуху, лесные пожары. Теперь сам вижу, что в нашем крае переизбыток хорошей погоды». Я пошел назад. Может быть, в умывальнике немного разрядилось, и я успею выстирать свое «ХБ», да и с Федором надо поговорить безотлагательно. Глупо я вел себя с ним.
КУКЛА
— Первая шеренга увольняемых, два шага вперед шагом марш! — гремит в казарме голос прапорщика Чукавина.
Сам он ростом невелик, худощав, с узким остроскулым лицом, а бас у него, как говорится, генеральский.
Семь пар ног с механической четкостью отсчитывают два шага, и удары каблуков сливаются в один щелчок. Мы замираем под жестким взглядом прапорщика. В армейской службе он не любил никаких послаблений, и сейчас мы должны пройти «чистилище». По мнению солдат, дотошней Чукавина в части прапорщика нет. Особенно он придирчив к увольняемым в городской отпуск.
— По вашему виду люди будут судить о всей армии, а у вас, рядовой Коблов, брюки верблюд жевал. Выйти из строя! — скомандовал он.
Солдат пытался что-то сказать.
— Разговорчики! — бросил прапорщик свое любимое словечко.
Коблов пулей летит в бытовую комнату. Успеет выгладить брюки до окончания осмотра — его счастье, не успеет — сидеть ему все воскресенье в казарме.
Меня старшина Чукавин не оглядывал ни с фронта, ни с тыла, не заставлял снять фуражку, чтобы осмотреть волосы, не опрашивал по уставу. Это мне показалось подозрительным, и я терялся в догадках: неужели что не так? Украдкой, стараясь не привлекать к себе внимания старшины, оглядываю себя: и складочки на брюках словно лезвие ножа, и пуговки сверкают…
Наконец осмотр окончен. Старшина подразделения напомнил о поведении в городе и вызвал меня из строя первым.
— Вы, рядовой Ковалев, неслись через огонь как танк. Молодчина. Можете отдыхать! — Он вручил мне листок увольнительной записки и пожал руку.
Поразительно! За три месяца службы я ни разу не видел, чтобы Чукавин жал рядовому руку. Сержантам, случалось, жал, но рядовым… Тут же такой чести он удостоил меня. Жаль, что этого не видели наши ребята, особенно Копейкин и младший сержант Буралков.
До госпиталя я шел, едва касаясь земли. Кроме Валерки и девушки с ласковым голоском, мне хотелось увидеть стройбатовца.
Во дворе госпиталя я замедлил шаг, поглядел по сторонам, но увы! Девушки не было. Может быть, подумал я, у нее выходной или она дежурит в палатах? Решительным шагом переступив порог, я направился в гардероб за белым халатом.
— Чего так долго? — встретил Валерий меня вопросом, поднялся с кровати и сел, нащупывая босыми ногами тапочки.
В ответ я, как веером, помахал пачкой писем из Усачевска. По обратным адресам я знал, что одно от матери, а целых пять от Леночки.
— Плясать не надо, тебе еще нельзя, — пряча за спину письма, сказал я. — Спой, тогда отдам.
— Что за дурацкий обычай? — Валерий выхватил у меня из рук письма и стал их просматривать, бросая конверты один за другим на одеяло.
Глядя на них, я невольно приложил руку к карману кителя и почувствовал, как захрустела бумага. Там лежало письмо от матери, полученное только сегодня. По моей просьбе она писала о дедушке. Больше всего меня заинтересовало одно из его сохранившихся фронтовых писем, переписанное четким почерком матери. Я запомнил его наизусть: «Здравствуй, мама, Лида и моя черноглазая дочурка! После многих дней упорных наступательных боев вырвал минутку затишья и, достав бумагу, рад черкануть вам письмо.
Милые мои, мы вложили фрицу по первое число. Наш участок очень тяжелый, воюем в лесах и болотах. Бои очень горячие, сложные и суровые. За эти бои был представлен. Награжден медалью «За отвагу». Только вчера поздравляли. Ну, ганс начинает кидаться, кончаю писать, целую крепко-крепко маму, Лиду и дочурку Надю».
Когда писалось письмо, меня, естественно, не было на свете. Была только моя мать — «черноглазая дочурка… Надя».
После этого письма я увидел своего деда как живого, радость на его лице оттого, что выпала свободная минута для письма, и его огорчение, что «ганс начал кидаться».
Оказывается, мой дед был храбрым человеком! Я и на себя стал смотреть как-то по-другому.
Пока Абызов занимался письмами, я огляделся. Где же отважный стройбатовец? Койка его была пуста. Не было и ефрейтора Кашубы. Он выписался еще в пятницу.
— Валера, а где тот парень… ну, который спасал машину?
— Погоди. — Абызов целиком ушел в чтение письма, того, которое было от матери. — Сейчас… одну минуту.
— В центральный госпиталь увезли, — пробасил чернявый солдат, которого все в палате звали Петей. — На самолете отправили. В понедельник, браток, и я выписываюсь. Надоело кантоваться с боку на бок. У тебя закурить не найдется?
Я отрицательно покрутил головой.
— Мама не разрешает, — усмехнулся чернявый. — Ну, на нет и суда нет. Стрельну в туалете. — И он направился к двери.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.