— Эх, што любовь с людями делает… — добродушно заметил Михаил, открывая дверцу автомобиля и делая приглашающий жест рукой.
— Спасибо! — церемонно произнесла Маша, поблескивая высохшими глазами и медленно возвращаясь из прекрасного далека, куда забросил ее волшебный мир гитарных звуков и пластического скольжения в сильных и уверенных руках. Гибким движением она впорхнула в салон, откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Вслед за ней уселся Павел. Дверца захлопнулась, и машина медленно покатила по асфальту.
Впереди их ждал Париж и новый ясный день.
— Павлик, суп уже давно готов! — прозвучал на набережной Сены Машин голос.
— Машка, ты так танцуешь! Это же обалдеть можно! — медленно выплывая из сна, проговорил Павел, потягиваясь и ловя рукой мягкую теплую ручку, запустившую ласковую пятерню в его взлохмаченные волосы. — Да и я ничего себе, ого-го! — Он прижал пахнущую укропом ладошку к своей щеке.
— Тебя не добудиться сегодня. А суп остывает. Сегодня твой любимый, с клецками. А где это я танцую? Ты где витаешь-то?
— Машка, тут такие события! Грандиозные! Собирайся в Париж! Нас туда, кажется, уже давно приглашали.
— Ну да, еще в прошлом году, Мила с Геной.
— Вот-вот. А на приглашения надо отвечать.
— Может, поедим сперва, а уж потом… в Париж-то? Я, между прочим, голодная. Тебя вот дожидаюсь, пока соизволишь почтить присутствием…
— Почтю, почтю… — Павел вылез из-под одеяла и натянул на голое тело халат. — Слушай, а что у нас на антресолях за сундучок стоит, фанерный такой?
— Ну, стоит… бумаги там всякие, тетрадки какие-то. Бабушкин еще чемоданчик. Нужно как-нибудь собраться, повыкидывать что не надо…
— Машка! Давай скорее суп! И где у нас стремянка?
— Что, малахольный, проснулся? Оголодал, не иначе… — с ласковым испугом отступила Маша в сторону, пропуская бодро взявшего с места супруга. Полы его халата развевались, напоминая…
— Э-эй, Андерсен! Чур, сначала ты мне все расскажешь!
— Ну конечно, моя русалочка… — Павел обернулся и сгреб Машу в жаркие объятия.
