Наконец чай выпит, и процессия двигается в спальню. Маша следует впереди, старательно исполняя роль тамбур-мажора. Вместо оркестра она насвистывает «Йеллоу сабмарин» и, оттягивая носочки, высоко поднимает коленки. В спальне Павел соколом налетает на аппетитного тамбур-мажора и укладывает его в постель. Маша хохочет и строит глазки. Павел более не может терпеть и соединяется с Машей. Развязка наступает быстро. Слабеющими губами он шепчет:
— Ты свободна, Дульсинея…
Маша щелкает Павла по лбу:
— Вперед, к новым подвигам, мой Дон Кихот.
Однако рыцарь печального образа уже глубоко дышит, плотно смежив веки. Маша пожимает плечами и, вынув из-под подушки томик Эмануэль Арсан, тихонько уходит на кухню… Павел слышит, как Маша шелестит страницами. Слышит он и еще какие-то невнятные шорохи. Совсем нет сил и желания распознавать их. Шорохи сливаются в тихую причудливую мелодию, перед глазами начинает кружиться пестрая карусель образов и неожиданных превращений… Потом к зрительным образам добавились запахи…
— Первое блюдо, сваренное без души, это просто… тьфу что такое, а не блюдо! Поэтому тресни, а сделай все с душой! — провозгласил Павел тоном, каким произносится утверждение «Умри, но не отдай поцелуя без любви!», появившись в дверях кухни. Маша как раз наливала воду в маленький синий тазик, чтобы опустить туда для оттаивания замороженную тушку курицы. Павел сделал глубокомысленное лицо и взглянул на Машу:
— Дай я, о моя Дульсинея!
— Раздень пока курицу, — деловито бросила жена и принялась в глубокой миске смешивать муку с яйцом. Игры в сторону — читалось на ее сосредоточенном лице. Даже любовные!
Как известно, путь к телесным наслаждениям пролегает через поляну гастрономических радостей. Поэтому хотя бы один из вечеров рабочей недели любящие супруги обязательно должны посвящать совместному приготовлению обеда. Идеально подходит для этого чудесного занятия пятница: треволнения производственных будней позади, целых два дня можно наслаждаться приятной совместностью и делить друг с другом все доступные по времени года и потребностям удовольствия. А одна мысль об этом уже бесконечно приятна. И хорошо, когда оба супруга настроены на одну гастрономическую волну.
В любом деле главное — удачное начало. Начало семейного обеда — это, конечно же, первое блюдо.
Сегодня замышлялся суп с клецками. Тут очень важно угадать необходимую густоту теста, при которой маленькие шарики в бульоне зазвучат в ансамбле с куриным мясом. Очень важно, чтобы вкус готового блюда получился узнаваемым и исключительным одновременно! Добиться этого не так просто, поскольку куриный бульон не терпит никаких иных приправ, кроме небольшой головки лука. Исключительность ему может придать только выбор курицы, точное угадывание момента, когда нужно убавить огонь, чтобы бульон не вскипел, а только достиг точки кипения и оставался прозрачным, вот эти белые мучные шарики — клецки — и настроение поваров. Сегодня оно было превосходным.
Павел проворно открыл холодильник, вынул курицу и зашуршал пакетом.
— Маш, — интригующе окликнул он жену через минуту, — погляди-ка… — Ухватив задубевшую птицу за ножки, он попытался изобразить ее прогулку вокруг разделочной доски. — Александр Бенуа! Прогулка короля! — Цыпленок в руках Павла вышагивал тонкими, молочной белизны лапками с коготками.
— Карабас-Барабас! — безжалостно сбила Маша художественный градус представления со степени версальски-таинственного в откровенно балаганный и нахмурила бровки. Голый король не дождался рукоплесканий зрителей. Зато кукловод дождался нелицеприятной рецензии театрального критика:
— Очень умно! Можешь взять ее под ручку…
— Но это ж цыпленок! Он!
— Да? — залилась Маша смехом. — А как ты догадался?
— О моя Мальвина! Это сразу видно! По походке. Да обернись же! Видишь, он не покачивает бедрами?
Цыпленок в руках не оцененного публикой мастера сцены бесславно сделал несколько кругов по столу, затем, повинуясь воле режиссера, нырнул в холодную воду. Синий пластиковый тазик с голубоватой кожей птицы составили единую колористическую композицию.
— И у Мальвины волосы тоже голубые… — задумчиво констатировал Павел, пошевеливая под водой куриными крылышками.
— Почему «тоже»? — отозвалась Маша, позвякивая ложкой в миске с тестом и оборачиваясь. — Господи! Да у них теперь заплыв! Дайверы…
При слове «дайверы» Павел слегка вскинул брови, но мизансцену доиграл до конца, вложив все нахлынувшие эмоции в мятежный финальный вокал: «Чому ж я не сокол, чому не летаю…» Цыпленок картинно раскланялся и покинул территориальные воды тазика.
— Вода уже закипает! Разделывай скорее… сокол… — В Машиных глазах запрыгали смешинки. — Взвейтесь, соколы, орлами! Вон старые газеты, я приготовила выбросить, подстели пока… И воду бы вытереть с пола… Море-океан от вашего заплыва, господа соколики!
Павел посмотрел на Машу влюбленными глазами и потянулся к стопке газет. Мимо Машиных бедер. Край Машиного халатика колыхался в такт ее движениям ложкой. Павел не удержался и ласково коснулся ямочки под Машиной коленкой.
— А-а-а-ай! С ума сошел! — увернулась Маша. — Холодно же! Балбес ты, Паша!
