Первое свидание - [30]
Рассвирепел милиционер, заскочил в музыкантскую, где на свою беду мирно спал на банкетке пьяненький Саша Казаков. Схватил крупный милицейский чин субтильного Сашу за шиворот, поднял на прямой руке почти под самый потолок и основательно тряхнул пару раз.
– Ты кто?! – рычал бордовый полковник.
Казаков тихо висел и часто-часто хлопал глазами.
Он совершенно ничего не понимал.
– Я тебя спрашиваю! – офицер ещё разок серьёзно тряхнул ответчика. – Ты кто?!
Саша стал приходить в себя.
– Я – музыкант… – тихо просипел он.
– Кто?! – громко изумился истец.
– Музыкант… – прошептал Саша.
– Ты – музыкант?!
Казаков вместо ответа смог только просемафорить глазами – вниз-вверх. Хлоп-хлоп!..
Полковник был иного мнения:
– Ты – бич!!!
Милиционер поставил Сашу на пол и, не отпуская шиворота, поволок незадачливого музыканта хорошо известным тому маршрутом – к тёмной комнате. Резко открыл дверь и вбросил в неё Сашу:
– Иди, нюхай!..
И закрыл дверь.
Какое-то время музыканты вели себя пристойно. Они просто вынуждены были так себя вести – после той инспекции дверь заколотили. Днём ходили в общественный туалет, а чуть стемнеет… Парк же, кустики вокруг – раздолье! Если бы ещё не эти многочисленные кордоны общественности у входа… Когда было совсем невтерпёж, приспосабливали под это дело какую-нибудь тару.
В один из выходных дней наш барабанщик Лёша Крицин зашёл на пятак со своим другом Серёгой Белокобыльским. Выходной, он и есть выходной – пролетариат гуляет! Только вот незадача – бутылку друзья взяли, а на закуску денег не хватило, еле-еле на папиросы наскребли.
– О, есть запивон, Боб! Я же говорил, что-нибудь да найдём у нас, – Лёша поднял стоявшую на полу у столика полную бутылку. – Лимонадик…
Разлили беленькую по стаканам, чокнулись, как положено Крицин первым махнул сто граммов и сразу запил водку.
– Ну как? – поинтересовался Боб.
Лёша молча кивнул головой: нормально, дескать, как ещё может быть, и подаёт Серёге бутылку. Тот, ничего не подозревая, опрокидывает водку и запивает её большими глотками лимонада. Вдруг Боб остановился, замер, и также, глядя в потолок, резко оторвал бутылку от губ.
– Крицин, сука!.. Это же – моча!..
Дверь пятака с грохотом распахнулась. Крицин и Белокобыльский наперегонки добежали до лужайки с одуванчиками, где и рухнули на колени.
Стояла отличная летняя погода. Светило солнышко, пели птички, подпевая звучащей на стадионе музыке. В этот час на главной аллее парка была многолюдно.
Вдруг, споткнувшись в середине припева, умолкла популярная песня, молодые мамаши остановили коляски, дети в них, как по команде, угомонились, притихли. В наступившей тишине все с неподдельным интересом смотрели на странную и немного жутковатую картину – двое взрослых дяденек, стоя на коленках, большими пучками выдёргивают траву и тут же жадно едят её.
А ещё на пятаке играли в футбол. Играли подолгу, самозабвенно. Покрытие нежёсткое, мышцы ног не забиваются, как на асфальте. И падать не так больно. Играй – не хочу! А мы хотели и гоняли мяч днём – перед репетициями, вечером – сразу после работы. Частенько заигрывались далеко за полночь, и тогда за нас бралась милиция. Гнали нас с пятака, потому что нарушаем общественный порядок. А это – «Не положено!»
Ночью все должны спать!
Кому мы мешали вдали от жилых домов, какой такой порядок нарушали?
В середине восьмидесятых легкомысленную сочинскую решётку заколотили фанерой. Но радовались потеплению недолго – скоро настали иные времена, и танцы за ненадобностью прикрыли.
В девяностые годы там разместился какой-то склад, а после открыли автостоянку.
В двухтысячные пятак снесли и на его месте построили крытый каток.
Флаеры
– Сейчас он штаны потеряет…
Впереди нас топал тинейджер, джинсы которого были приспущены так низко, что казалось – вот-вот, и они вообще упадут на асфальт. Это и беспокоило Григория.
– Не, не потеряет, – заверил я товарища. – Так и задумано! Это мода сейчас такая.
– Дурацкая мода, – проворчал Едрец. – Что это за мода – трусы наружу?!
Григорий всего несколько дней в Калифорнии, и ему многое здесь в диковинку. Парень, потеряв строительный бизнес в Хабаровске, в поисках нового дела рванул от дефолта куда подальше, купил билет на первый самолёт и оказался в Сан-Франциско. Гриша совсем не знал языка, поэтому всё вокруг ему было непонятно. Я, как человек бывалый – как-никак уже две недели в городе святого Франциска, стал на время гидом-переводчиком для соотечественника.
Подземный трамвайчик L привёз нас из Сансета в центр на Пауэлл-стрит. Отсюда мы быстро дошли до Пайн-стрит, где находился магазин всякой разной одежды для мужчин – сорочки, пуловеры, брюки, куртки… В одной из русских газет Гришка увидел объявление, что здесь за раздачу флаеров платят по шесть баксов в час.
– А ничё так себе!.. – прикидывал доходы Едрец. – Восемь часов понасовал бумажек всем подряд, полтимор в кармане! Полторушка в месяц получается… Совсем не кисло!..
Настроение у Григория заметно улучшилось, и он щедро делился им с прохожими, улыбаясь каждому встречному широким русским смайлом с железной фиксой.
Незнание языка сразу аукнулось хабаровчанину на американской земле. Такси доставило его в не самую дешёвую гостиницу, в которой он прожил всего три дня. Потом снял небольшую студию, за которую рассчитался на два месяца вперёд. Продукты, поездки на общественном транспорте, какие-то нужные вещи – всё это существенно отразилось на тришкином кошельке. Отложив НЗ на чёрный день, Григорий сел на Г-ку и поехал искать работу. Через пару остановок, на Девятнадцатой авеню, заскочил в трамвай жующий молодой человек с яблоком в руке. Когда он прошёл в салон, Едрец, чуть приглядевшись к вошедшему, обратился к нему. По-русски:
