Первое грехопадение - [37]

— Вот, не получилось.

Я смотрел на неё и думал: неужели у тебя на самом деле какое-то ко мне сочувствие? А в глазах её оно читалось явственно. Меня это удивило. Я не верил, что кто-то действительно может испытывать ко мне искренние чувства. В её взгляде должны таиться огоньки лжи — и присмотревшись, я вроде бы заметил их. Усмехнулся про себя.

— Как вы себя чувствуете? — продолжала Светлана. — Болит ведь всё наверно?

— Да нормально я себя чувствую. И вообще, Светлана Александровна, я гляжу — вы больше меня этим расстроены.

— Да как же мне расстроенной не быть!? — это был выход на какой-то новый виток доверительности. — У вас вон ведь во что лицо превратили — смотреть страшно. Так ведь и убить могут.

Я хотел что-то ответить, но произвёл лишь трагический выдох. Завуч ещё трепалась какое-то время и буквально уж слёзы заблестели у неё на глазах — так она была тронута. Но наконец отвалила. Мы попрощались с ней прямо как сын с матерью и она зачем-то посоветовала мне напоследок в случае чего звонить ей. Что это за случай такой оставалось лишь догадываться. Она была красивой женщиной, Светлана Александровна, и манеры у неё были приятные. Она нравилась мне даже, чёрт возьми. Я смотрел на её удаляющуюся и живописно вальсирующую под плащом попку и процедил зачем-то сквозь зубы:

— Ссстерва…

Всё это шевеление в школе продолжалось аж до десяти и произвело на меня угнетающее впечатление. Когда все разошлись, я закрыл входную дверь и прошёлся по школе. Привычно дули сквозняки, непонятные шорохи доносились откуда-то из-под крыши, гулко разлетались по коридорам мои шаги. Настроение было неважным. Неважным — мягко сказано. Оно совсем стало плохим. Я всегда удивлялся этой своей возможности практически моментальной смены настроения. Моментальной только в одном направлении — от хорошего к отвратительному, обратно так скоро не получалось. Вот и сейчас всё произошло так быстро, так незаметно, что обнаружив себя в подавленном состоянии, мне оставалось лишь удивиться этому, ни на что иное эмоций уже не хватало.

Я ходил по тёмным, пустынным коридорам школы, смотрел в окна на горевшие невдалеке огни домов, смотрел на небо с его гнетущими звёздами и с каждой секундой на душе становилось всё прискорбней.

Наконец я решил идти спать. Это было самым лучшим, что я мог сделать в моём положении. Я спустился на первый, достал из сумки одеяло и взял ключ от учительской. Улёгся на диван, замер, но… сон не шёл. Стало ясно, что засыпать я буду долго и мучительно. Минуты эти — в ожидании сна — самое кошмарное время суток. Лишь здесь остаёшься наедине с самим собой, а это, оказывается, очень неприятное состояние. Я лежал на спине, вот уже целый час, прислушиваясь к шуму, доносившемуся с улицы, к шумам в себе самом и был печален. Был злобен, был отчаян.

— Ну где же ты, моя женщина? — усмехнулся я вслух и почувствовал, как новая порция из блюда горечи разливается по жилам. Громко выдохнул и перевернулся набок.

В этот момент раздался стук. Стучали в парадную дверь, и стук этот был такой тихий, что поначалу показался мне лишь игрой воображения. Но он повторился снова, а потом и ещё. Удивлённый, я поднялся с дивана, надел ботинки и зашагал к двери.

Сквозь окна никого не было видно, но едва я взялся за засов, стук раздался опять. Я открыл дверь. Не знаю, кого я ожидал увидеть, но только не того, кого увидел. Стучавшимся в школу человеком оказалась Катька. В одной кофточке, замёрзшая, стояла она перед дверью. Увидев меня, слабо улыбнулась. А потом удивилась:

— Кто это тебя так разукрасил?

Я впустил её внутрь, но был в неком замешательстве.

— А, чего молчишь?

— Ты почему не дома? — выдавил я наконец.

— Сбежала, — отозвалась она.

— Зачем?

— А… Папа с мамой напились, орать начали. Дрались между собой, а потом и нас с Игорем бить стали. Игорь ещё раньше убежал — сказал, что у другу. Ну, я тоже решила смотаться. К тебе. Не прогонишь?

— Нет конечно.

— Там к тому же к ним ещё два мужика пришли, совсем уже невыносимо. Козлы вонючие, заколебали они меня уже, родители эти долбанные.

— Кать!

— А что я такого сказала… Как их ещё иначе назовёшь?

— Забудь о них.

— Да, легко сказать. Тебе к ним не возвращаться.

Я закрыл входную дверь, мы прошли в учительскую.

— Так откуда у тебя фингалы? Подрался что ли? Ой, какой ты красивый! — присмотрелась она пристальней.

— Нет, под машину попал.

— Чего ты врёшь! Отвечай честно: на самом деле подрался?

— Ну подрался.

— Ого, да ты молодец! А кто кого?

— Конечно я его.

— Серьёзно?

— Само собой. От него лишь бездыханный труп остался.

— Да ты врёшь…

— Зачем мне врать?.. Ты есть наверно хочешь, а, Кать?

— Не, не хочу. Это ты хочешь. Я принесла вот тут печенек, я ведь знаю, что у тебя ни куска нет.

Она достала из кармашка горсть печеньев и протянула мне.

— Ну и ты тоже ешь, — кивнул я ей.

— Не, я не хочу.

— Ешь давай, я всё не съем.

— Ну и не надо, утром тоже захочется, — она свалила их на стол. Потом осмотрелась.

— Ну, куда ты меня положишь?

— Вот, на диван ложись.

— А ты где будешь?

— На полу как-нибудь.

Катя выразительно на меня посмотрела.

— Давай тогда уж вместе…

— Нет, не надо.

Я сдёрнул с дивана одеяло, взглядом приказал Катерине ложиться, накрыл её и как следует укутал. Потом выключил свет и стал укладываться на полу.