Первое грехопадение - [14]

— Я заснуть постараюсь, — сказал Алексей, поднимаясь и протискиваясь между стеной и гробом.

— Поспи, — бормотнула ему тётка.

Он ушёл в другую комнату, лёг на кровать, но заснуть в ту ночь так и не смог. Лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок. Когда стало светать, поднялся».

Она замолчала, нервно вздохнула и вдруг посмотрела на меня. Я был серьёзен. Это её взбодрило.

— Ну как… пока? — спросила она.

— Ничё, — покивал я головой. — Трогательно.

Слово «трогательно» её не понравилось. Она нахмурилась и продолжила:

«Людей на похоронах собралось немного: было несколько человек с маминой работы и три-четыре соседки. Пришёл и отец.

Он тогда не женился ещё во второй раз, сильно пил и представлял из себя зрелище жалкое: какое-то облезлое, сморщенное существо с глазами навыкате. Алексею он сказал самое глупое, что только можно было придумать:

— Крепись, сынок, крепись.

С маминой работы выделили автобус — обшарпанный «Пазик», на нём и везли гроб на кладбище. Стояла жара, ни единого облачка на небе и ни единого дуновения ветра. Все нещадно потели.

Он нёс гроб на правом плече, впереди. Рядом шёл отец, а позади ещё два мужика. Мать была тяжёлой. Алексей не ожидал, что она будет тяжёлой настолько, что хотелось просто выскользнуть из-под гроба.

У ямы что-то вроде прощальной речи сказал отец. Речь состояла из одних лишь всхлипываний и хрюканий. Потом все прощались с мамой. Он, отец и тётя Света поцеловали её в лоб, остальные прощались недвижимо и молча. Стали забивать гвозди. Он забил целых два у своего угла. Один вошёл вроде бы нормально, а вот второй — неудачно. Поначалу он вовсе не хотел заходить в дерево, Алексей вколотил его всё же — гвоздь вошёл, но криво и наверняка вылез с обратной стороны. «А вдруг прямо ей в плечо», — подумал он с ужасом.

Гроб опускали на верёвках. Отец с мужиками опустили плавно, а вот Алексей — с лёгким гулом. Он смутился, поджал губы, окинул всех лихорадочным взглядом, но него никто не смотрел. Все тянулись к куче грунта, чтобы кинуть по горсти в могилу.

«Что за глупость», — думал Алексей, наклоняясь за своей горстью. «Как будто все рады, быстрей засыпать готовы».

Его собственная горсть глухо шмякнулась о крышку и разбросала земляные брызги во все стороны. Два кладбищенских могильщика принялись закидывать яму лопатами.

— Лёш, — спрашивал его по дороге к автобусу отец. — Тебе сейчас сколько лет?

— Догадайся, — глухо отозвался он.

— Двадцать шесть, нет?

— Двадцать шесть.

— Ё-моё, уже двадцать шесть!

Поминки были скромные. Все молча пережёвывали пищу и старались не смотреть друг на друга.

— Хорошая была женщина, — говорила одна из старух. — Проходит мимо тебя — всегда поздоровается.

— Старшая сестра — это же мать почти! — слышался голос тёти Светы. — Меня мать так не воспитывала, как она. Стирала всё с меня, следила за мной как могла…

— Ответственная, трудолюбивая, — добавлял какой-то мужик. — Мы вместе пять лет работали, всегда на неё положиться можно было!»

— И вот тут я застряла, — сказала она, опуская исписанные листы. — Не знаю, как закончить. Помоги.

Я задумался.

— Я бы закончил так, — сказал через пару минут. — Все напиваются, расходятся, и какой-нибудь мужик говорит — пусть тёте Свете: «Что ты понимаешь в смерти, дура!»

Она помолчала, а потом сказала задумчиво:

— Зря я тебе это читала.

Я и сам знал, что зря.

ПСИХОАНАЛИЗ КАК ОН ЕСТЬ

Секретарь доктора встретила меня дежурной, но весьма доброжелательной улыбкой. Мы поздоровались. Я нервничал, но старался держать себя в руках.

— Господин Ковальчук? — спросила она.

— Да, это я.

— Генрих Альбертович ждёт вас. Пройдёмте.

Я зашагал вслед за ней по небольшому коридору с морскими пейзажами, развешанными на стенах. Коридор упирался в красивую, покрытую чёрным лаком дверь. На стене над дверью была приделана фигурка ангела.

— Генрих Альбертович! — приоткрыла дверь секретарь. — К вам пациент.

— Да, да, пусть заходит, — донёсся густой, бархатный голос психоаналитика.

Я переступил порог заботливо приоткрытой секретарём двери и вошёл в кабинет.

— Валентин Тимофеевич, — приветствовал меня рукопожатием доктор.

— Генрих Альбертович, — ответил я на рукопожатие.

Он оказался серьёзным представительным мужчиной за пятьдесят в затемнённых очках и с окладистой седой бородой.

— Присаживайтесь, — предложил он мне. — Прежде чем начать, я сделаю некоторые записи для карточки пациента. Ваш возраст?

— Тридцать четыре.

— Образование?

— Высшее.

— Профессия?

— Менеджер.

— В какой сфере?

— Торговля автомобилями.

— Семейное положение?

— Холост. Точнее сказать в разводе.

— Как давно?

— Три месяца.

— Раньше обращались к психоаналитикам?

— Нет. Это первый раз.

Доктор удовлетворённо покивал головой и, закончив писать на бланке, откинулся на спинку кресла.

— Итак, Валентин Тимофеевич, на что жалуетесь?

В очередной раз на меня нахлынула волна скованности.

— Депрессия, — ответил я. — Тяжёлая депрессия. Плюс… некоторые проблемы в сексуальной сфере.

— Какие именно?

Я собрался с духом и выдохнул:

— Неприязнь к сексу. Не получаю от него никакого удовольствия, но при этом постоянно о нём думаю. Когда оказываюсь рядом с женщиной, испытываю тошнотворное чувство отторжения. Никаких явных причин к этому не вижу.